Ты убит, Стас Шутов

Кто же это? И почему силуэт кажется таким знакомым? Когда же спадет чертов ветер и занавески закроют дурацкое солнце? Но ветер и не думал стихать. Занавески раздувались, как паруса. От яркого света слезились глаза. А Стас злился, не находя в памяти ответов. Почему же при взгляде на эту низенькую фигурку так забилось сердце и намокли ладони? Кто же этот человек? Что он значит для Стаса?

Получить ответы на вопросы об этой незнакомке теперь казалось Стасу важнее всего на свете. Гораздо важнее, чем получить ответы о самом себе.

«Входи же, ну! Я хочу увидеть твое лицо».

Но незнакомка все еще стояла на пороге. Это движение головы, эти робкие переминающиеся шаги… Было в этих повадках что-то удивительно знакомое.

Стас злился и отчаивался все больше. Он чувствовал себя кошкой, которая сидит у аквариума и бултыхает лапой в воде, впадая в бешенство от того, что никак не подцепит рыбку когтем. Только вместо рыбок были воспоминания. Они, находясь так близко, оставались недосягаемыми.

Кто ты, гномик, мальчик или девочка?

Девочка, конечно, девочка. Я узна́ю тебя. Я обязательно узна́ю.

И тут его накрыла волна леденящей тошноты, следом за которой пришла другая, еще мощнее. Эта волна залила все пробелы в памяти Стаса, и он вспомнил все. Грудь сдавило так, что стало невозможно дышать. Задыхаясь, он хрипло выдавил:

– Тома?

* * *

В автобусе не было свободных мест, и Тома встала у открытого окна. Ветер приятно обдувал лицо. Она выставила за окно руку с зажатым в кулаке листом с адресом. Взяла его за самый кончик и наблюдала, как он тревожно мечется на ветру. Мысли метались так же. Но с каждый секундой ветер внутри утихал.

Свободной рукой Тома набрала номер на телефоне и нажала на вызов.

– Алло, ― послышался на том конце знакомый голос.

– Максим, привет. Я еду к тебе.

– О, здо́рово! ― обрадовался он. ― Пицца на подходе, как раз будет готова, когда ты придешь. А ты вроде куда-то собиралась? Уже закончила с делами?

– Да. Закончила, ― сказала Тома и выпустила лист с адресом.

Проследила за ним взглядом, но он быстро исчез из поля зрения.

– Да, закончила, ― повторила она с облегчением.

Вот и все. Никакого Стаса Шутова никогда не было в ее жизни. Стас Шутов навсегда останется для нее незнакомцем.

* * *

Ветер стих, занавески опустились и наконец-то закрыли солнце. Стас теперь мог разглядеть человека, стоящего перед входом в палату.

– Нет, Стасик, это я, ― сказала Яна и вошла. ― Мы пришли с мамой.

Горло разжалось. Волнение ушло так же резко, как и появилось, уступив место разочарованию. Но с разочарованием вдруг пришло и другое чувство: успокоение. Все идет, как и должно. Больше Стас не совершит столько чудовищных ошибок. Он смог спрыгнуть с вращающейся карусели и никогда не сядет на нее снова.

Никакой Томы Мицкевич никогда не было в его жизни. Тома Мицкевич навсегда останется для него незнакомкой.