Ты предназначена мне

Мягкое касание заставило меня вздрогнуть. Подняв голову, я опять встретилась взглядом со Стэллой. Она попыталась обнять меня, но я оттолкнула её. Отпрянула. Она удержала и почти силой заключила меня в объятья. До боли в покрытых ссадинами рёбрах.

— Что тебе нужно?! – зарычала я, не переставая всхлипывать. – Отстань от меня. Отстань, Стэлла. Я…

Она дотронулась до моих волос. Я почувствовала её вздох, почувствовала мягкие поглаживания по голове. Успокаивающие, ласковые и в то же время решительные. Дёрнулась в последний раз и сдалась.

— Я же… — завыла, утыкаясь ей в плечо. – Почему так… Почему?!

Она ничего не сказала. Только тяжело вздохнула и опять провела по моим волосам, мягко перебирая их.

— Почему он так, Стэлла?

Ответом мне послужил ещё один её тихий вздох и прикосновение. Нужно ли мне было это? Не знаю. Но другого у меня не осталось. Чужая родная сестра, трёхцветка, смелости и внутренних сил в которой было куда больше, чем во мне самой, и чернота, пробравшаяся в меня с первым вдохом возле Руслана, с первым его взглядом мне в глаза и ставшая частью меня самой. Чернота, воющая сейчас раненым, загнанным зверем. Зверёныш… Прирученная добыча, нашедшая в охотнике своего единственного хозяина. Хозяина своего сердца.

10

Руслан

— Это ведь всё ты… — коньяк обжёг глотку. Поставив полупустую бутылку на каменную скамью, я встал и, подошел к гранитной плите. – Это всё ты, — повторил, глядя на выгравированные даты, по которым бил дождь.

Рассвет утонул в черноте неба. Светившее вчера солнце сдохло, как срезанный одуванчик. Не успел я отъехать от Евы и на сотню километров, всё затянуло, заволокло чернотой за считанные минуты. С неба хлынуло так, что не спасали ни дворники, ни свет фар. Вдавливая педаль, я до самых кладбищенских ворот видел отражённую в зеркале Еву и точку – проклятый комок, который она оставила мне на память в собственной спальне осенью. Чёрные волосы, маяком становящееся дальше и дальше…

Верхняя губа моя дёрнулась. Поверх цифр на плите красовалось изображение отца, ниже – броские буквы имени.

— Хорошо тебе там? – в руке оказался пистолет. Стоило почувствовать его тяжесть, внутри толкнулось нечто схожее с мрачным, гнетущим удовлетворением. – Отправился на тот свет, и дело с концом, — стиснул зубы одновременно с рукоятью.

Вглядываясь в изображение человека, генокод которого нёс в себе, я не чувствовал ничего, кроме презрения и желания, вытащив его из могилы, швырнуть в грязь, которую он развёл.

В голове плыло. Коньяк… Вспомнив, что оставил его на скамье, взял мокрую холодную бутылку и сделал ещё пару глотков. Хороший выдержанный коньяк отдавал осенью и шоколадом. Бельгийским, тем, которым были политы пирожные, что мы с Евой покупали в октябре. Молочным, с привкусом её губ. Шоколад… белый, горький… Она всегда любила шоколад. Девочка… моя дочь наверняка бы тоже любила шоколад. Или сын…

Молния осветила гнущиеся от ветра деревья, кресты. Опустившаяся на край плиты ворона скосилась на меня, раскрыла клюв.

— Пошла отсюда! – махнул я на неё. Она расправила чёрные крылья и пропала. Я вернулся к могиле, на этот раз не забыв прихватить с собой остатки уже изрядно разбавившего мою кровь коньяка.

— Надеюсь, ад всё-таки существует, — процедил, взводя курок.

Коньяк с запахом шоколада, ванили и вкусом осени в глотку. Хотелось забыть всё это – чёртов октябрь, шёлком касающиеся моих пальцев волосы, бархат кожи. Тонкие запястья, которые я легко мог перехватить одной рукой, хрупкие, покрытые лиловыми отметинами рёбра и бурые пятна на светлом шифоне.

— Твоё наследие, продажная мразь! Твоё! – Сжал горлышко бутылки. Плеснул на плиту.  Вокруг загромыхало. Вспышка, летящий в стороны камень… В висках стучало, вспышка. Ещё одна. Раскат…

— Вставай! – выстрел. – Вставай, ублюдок! Или…

Палец на курке, мокрый чёрный ствол, отдача выстрела по руке. Где-то поблизости каркнула и заткнулась ворона.

Коньяк. К запаху шоколада прибавился запах пороха.

— Чтоб тебя черти на куски разорвали! — рявкнул, глядя на покрывшуюся трещинами гравировку. В том месте, где была дата рождения, осталась всего одна цифра, и я, недолго думая, стёр её выстрелом. Кусок отколовшегося камня отлетел к моим ногам, гуляющий между могил ветер взвыл, нашедшие на погосте дом вороны истерично закаркали неподалёку. – Ты развёл в этом городе столько грязи, что он смердит, как помойная яма. Всё ты, сука! Ты!

Пули в обойме закончились слишком быстро. Звук выстрелов звучал в ушах вместе с последним выкриком Евы и истошным мяуканьем её кошки.

— Если с ней хоть что-нибудь случится, я тебя из-под земли достану. Не достану, так сам сдохну и доберусь до тебя. Тебе ад раем покажется.

По раскуроченной плите стекали капли воды, земля под ногами превратилась в грязь. Гротескная роскошь её вызывала во мне ярость и желание закончить начатое собственными руками, но всё, что я сделал — новый глоток. Утро было слишком тошнотворным для того, чтобы вообще наступить. Лучше бы рассеянная, похожая на туманную молочную дымку ночь никогда не заканчивалась.