Ты предназначена мне

— Да, — шёпот получился глухим, надломленным. Я кашлянула, кое-как собралась и повторила, хотя лучше не стало: — Да, в порядке. Просто… — вздох.

— Отдохни, — сказал он снова.

Я думала, Руслан коснётся меня, но он этого не сделал.

Внедорожник выехал за ворота, горло сдавило сильнее, и я в порыве обернулась на тонущий в глубине территории дом. Руки были холодными, в голове что-то сжалось, как и в груди. Ещё один выдох. Сидящая сзади трёхцветка неожиданно громко мяукнула. Как-то отчаянно, как будто звала кого-то. Посмотрев на неё, я увидела, как она, встав на задние лапы, опирается о дверцу машины передними и смотрит на становящийся всё дальше от нас особняк. И снова это полное безнадёжности «мяу»…

Что задремала, поняла я только, когда машина качнулась. Поморщилась. Спать мне не стоило – голова стала тяжёлой, рёбра, до этого ноющие только слегка, болели так, что казались мне одним сплошным синяком.

— Сколько времени? – сдавленно шепнула я глухим со сна голосом. Кашлянула.

Горло всё ещё болело, временами трудно было даже глотать. Достав из бардачка бутылку с водой, я сделала несколько глотков.

— Господи, я так долго спала… — когда взгляд сам собой упал на дисплей часов, находящихся на приборной панели, шепнула всё так же сипло. – Почему ты не разбудил меня?

— Зачем? – только и спросил Руслан.

За окном было ещё достаточно светло. Летние сумерки ещё даже не начали сгущаться. До момента, пока меня не сморило, с Русом мы обмолвились всего несколькими словами. За окном мелькал пригород Грата, коттеджные посёлки менялись низкими деревенскими домиками – где-то ещё крепкими, а где-то заброшенными, заросшими и никому не нужными, а между нами ничего не менялось. Неловкость, сродни отчуждённости. Прекрасно понимая, что, несмотря на сказанное мне в больнице, Рус зол на меня, я не лезла к нему. И вот опять домики… Прошло больше трёх часов, а чувство было такое, как будто мы всё там же, как будто это всё те же домики, как будто я совсем не закрывала глаза.

— Есть какие-нибудь новости… — я потихоньку кашлянула в кулак. Снова поморщилась и продолжила, повернувшись к нему: — новости о Дамире?

Как-то я спрашивала об этом врача в больнице. Тогда он не сказал мне ничего нового, и это, в сущности, было хорошей новостью. По ночам мне снился пробивающийся сквозь темноту луч, и тут же картинка сменялась другими: тихая аллея парка, ладонь, безжизненно лежащая у мыска моей туфли. Тошнота подкатывала вместе со слезами, ощущение правильности и безысходности случившегося было ужасным. Одни жизни в обмен на другие. Жизни верных людей Руслана на жизни девочек, уже потерявших всякую надежду.

— Пришёл в себя, — не отводя взгляда от дороги, выговорил Руслан.

Всего на мгновение меня как будто сковало. Невидимая липкая рука, сжимающая сердце, разжалась, и с первым ударом по телу прокатился озноб. Поправив ремень безопасности так, чтобы он не давил на синяки, я облизала губы и сделала ещё глоток воды.

— Когда мы вернёмся, — в эти дни сиплые нотки из голоса почти не исчезали, — я схожу к нему. Хочу попросить прощения и… — я замолчала, зная, что он и так понял меня.

— Посмотрим, — снова односложно.

Я рассматривала Руслана, желая расцарапать стену, которой он отгородился от меня. Коснулась кольца на пальце, покрутила и сжала руку в кулак. Понимала, что он знает, что я смотрю на него. Притихшая на заднем сиденье кошка поджала под себя лапы, накуксилась, свесила голову. Всегда любившая пристроиться на сиденье с Русом, она, похоже, так и провела сзади всё время, пока я спала.

— Посмотрим?

— Посмотрим.

Я набрала в лёгкие побольше воздуха. Напомнила себе о том, что это Руслан. Невыносимый, порой непонятный мне Руслан. Мужчина, которого я пыталась забыть и забыть которого так и не смогла. Мужчина, уже дважды спасший меня от участи, представить которую было страшно. Не знаю, что он сделал, сколько приложил сил для того, чтобы вытащить меня с корабля. Он сделал это и, как бы ни злился сейчас… Всё это не имеет значения.

— Хорошо, посмотрим, — согласилась я, уняв начавший просыпаться гнев. Мне вдруг показалось, что место, где мы едем, мне знакомо. Вгляделась в дорогу.

— Руслан, — опять на него. – Где мы? Я прекрасно понимаю, что ты…

— Ты ничего не понимаешь, — оборвал он меня с резкостью, которой я не ожидала.

Не знаю, чем это было: раздражением, злостью, вспышкой. Скорее всего, ничем из этого. Рус бросил на меня быстрый, похожий на блеск тёмного лезвия взгляд. Вена на его виске стала заметнее.

— Что ты понимаешь, Зверёныш? – жёсткая, наполненная яростью усмешка. – Что ты, чёрт возьми, можешь понимать?!