Ты моя одержимость

Кулаки сжимаются, зубы скрежещут. Пора провести финальный раунд.

- Вы куда? Подождите, туда нельзя...

Меня напрасно пытаются остановить. Я расталкиваю всех и врываюсь внутрь, распахиваю нужную дверь, желаю скорее увидеть рожу врага. Столько лет. Столько сражений. Море крови пролито. И вот. Каждый прошедший день вел меня именно сюда, в эту конкретную точку.

- Ну здравствуй, дядя.

Я подхожу к ублюдку вплотную и застываю, вглядываюсь в черные глаза. Я предвкушал нашу встречу давно, прокручивал в голове множество раз, прорисовывал до мельчайших деталей, разбивал на фрагменты. Как только узнал свою историю, как только понял, кто отнял жизнь моей матери, так и начал осуществлять казнь. Мысленно разрывал гада в клочья. Я его разделывал на куски, раздирал на ошметки. Медленно. Методично. С удовольствием настоящего садиста. Я жаждал забрать его жизнь. Это желание долгие годы горело под ребрами, толкало меня вперед. Я просто знал, что должен восстановить справедливость. Наказать урода. Расставить все по местам. Я добивался возмездия. Я должен был щедро воздать за грехи. За невинные души. Должен был пролить родную кровь, закрыть счет за чудовищное преступление, отплатить по полной.

И вот я здесь. Оказываюсь лицом к лицу с главным врагом. Достаточно протянуть руку, и я сверну его гребаную глотку.

Где радость? Где ликование? Где торжество?

Внутри меня пустота. Огонь исчезает. Остается лишь пепел. Прах. Едкое разочарование пробирает до костей. Так и тянет пробормотать - это все? Финал. Конец. Такой?!

Я от расправы над Королевым и Шараевым испытал больше эмоций. Поймал кайф. Горький. Болезненный. А тут я как будто наталкиваюсь на тень.

- Вы его родственник? - женский голос врывается в сознание. - Простите, я сразу не поняла. Господин Ахметов предупреждал нас, что вы можете приехать.

- Чего? - оборачиваюсь.

- Господин Ахметов, - откашливается дама в белом халате. - Он главный спонсор нашей клиники. Вообще, семья Ахметовых давно нас поддерживает. Сначала отец, потом сын.

- А этот? - хмурюсь и киваю в сторону койки. - Этот давно здесь?

- Почти двадцать лет, - следует ровный ответ. - Я передам вам историю болезни. Там собрана вся информация. Еще покойный господин Ахметов распорядился перевезти пациента сюда.

- Имя, - сглатываю. - Как его зовут?

- Нам не сообщили. В целях безопасности это не разглашалось. Мужчину пытались убить, причем очень жестоко. Ему чудом удалось выжить. Его нашли в горах. Покалеченный, он едва дышал. Понадобилось множество операций и годы реабилитации, чтобы довести его до нынешнего состояния.

- И что? - кривлюсь. - Теперь он типа в порядке?

- Да, - кивает женщина. - С учетом его травм невозможно добиться лучшего результата. Покойный господин Ахметов чтил традиции и не поскупился на оплату лечения, сказал, этот человек происходит из достойной семьи, он единственный оставшийся наследник великого рода.

Я опять смотрю на своего дядю. Передо мной неподвижно застывшее тело. Хилое. Тощее. Усохшее. Больше на труп смахивает, чем на живого человека. Лицо как восковая маска. На нем только глаза и живут. Блеклые. Выцветшие. Потухшие.

- Он соображает? - спрашиваю глухо. - Хоть что-то понимает?

- Разумеется. Мозговая активность в норме. Мы общаемся с ним, проводим различные тесты.

Я сильно сомневаюсь в правдивости ее слов.

- Он валяется лет двадцать, - чеканю. - Без движения.

- Верно, - соглашается она. - Несчастный заперт в собственном теле как в клетке, но мы обеспечиваем ему отличный уход. Его вывозят на прогулку. Вы можете не сомневаться, что медицинское обслуживание предоставляется по высшему разряду.

Дьявол разберет, зачем Ахметову-старшему понадобилось поддерживать жизнь в этом ублюдке. Может, хотел использовать его для клановых разборок? Держал на всякий случай? Как марионетку. Как куклу.

Теперь это уже не имеет никакого значения.

Я смотрю на своего проклятого дядю и думаю о другом. Двадцать лет тюремного заточения. Неплохо для начала. Особенно, если срок отбываешь вот так. Прикован намертво, заперт в изувеченном мешке из плоти и костей.

Врач продолжает болтать, посвящает меня в абсолютно не нужные подробности. Я пропускаю слова мимо ушей. Нависаю над своим кровным врагом. Над кровным родственником.

Вглядываюсь в его пустые глаза.

Черт раздери. Ублюдок как будто оживляется. Он не двигается, не дергается, на его застывшем лице не сокращается ни единый мускул. Зато в черноте взгляда вдруг вспыхивает пламя. Искры загораются одна за другой.

Узнает меня? Видно, я на отца похож. Или вообще, на Асадовых. Урод видит знакомые черты. Сходство цепляет точно крюк изнутри.

Я оскаливаюсь.

- Оставьте нас, - бросаю коротко.

- Конечно, - соглашается женщина и покидает палату.

Дверь захлопывается. Мы остаемся наедине. Мои бесы знают, как долго я воображал этот знаковый момент. Как жил им. Как дышал. Как стремился и приближал. Как выращивал ненависть, распалял ярость, впадал в одержимую злобу.

- За родного брата меня принял? - ухмыляюсь. - Ты ошибся. Я его сын. Тот самый сын, которого ты не успел убить. Расправился только с другими детьми. С моей матерью.