Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика

— Последний раз минут пятнадцать тому назад…

— А сейчас?

— А сейчас молчат. Идут курсом и молчат. Чтоб не запеленговали.

— Ясно, — сказал Кузмичов и продвинулся вперед.

И в это время из репродуктора понеслись разряды и неясное бормотание. Оживился весь командный пункт. Дорогин тревожно посмотрел на часы.

Вдруг репродуктор заговорил голосом Архипцева. Заговорил быстро и очень четко:

— «Рубин», «Рубин»! Я — «Сокол-115»! От станции слева идут три «фокке-вульфа»! Нет, четыре! Пять! Как слышите? Как слышите? Прием!

Все вскочили.

Дорогин щелкнул тумблером и закричал в микрофон:

— «Сто пятнадцатый»! Вас понял! Уходите немедленно!

Архипцев сказал Гуревичу:

— Уходить надо!..

— Женька! — крикнул Гуревич. — Внимание!!!

Быстро и очень точно Женька приготовил пулеметы к бою.

* * *

На КП зазвучал голос Архипцева:

— «Рубин»! «Рубин»! Расчет был верный! Прием!

Дорогин отчаянно закричал в микрофон:

— Архипцев!!! Не смей принимать бой! Уходи! Уходи! М-мать твою!.. Прием…

Голос Архипцева тонул в пулеметных очередях:

— «Рубин»! «Рубин»!!! Не успеваю! Уйти не успеваю!..

Длинная пулеметная очередь заглушила голос Архипцева. Кузмичов не отрываясь смотрит в репродуктор.

На полном газе со снижением уходит «сто пятнадцатый»...

Атакуют «фокке-вульфы».

Пикирует «сто пятнадцатый» — пикируют за ним «фокке-вульфы».

Женька стреляет из пулемета, лицо перекошено.

Ему очень мешает парашют. Кончились патроны в крупнокалиберном. Женька вставил новый магазин и сбросил с себя парашют.

И опять стреляет Женька…

Бьет из пулемета Гуревич.

Архипцев сжал зубы и надавил на гашетки пушек.

Задымился один «фокке-вульф», клюнул носом… Медленно переворачивается через крыло, летчик выпрыгивает и открывает парашют.

Совершенно мокрый Архипцев крикнул, глядя вперед:

— Женька! Говори с землей! — Он опять нажал на гашетки.

— Женька! — крикнул Гуревич. — Повтори «Рубину» координаты!..

Не отрываясь от пулемета, Женька закричал:

— «Рубин», «Рубин»! Я…

На КП репродуктор прокричал голосом Соболевского:

— «…сто пятнадцатый»!

Затем раздался треск, непохожий на эфирный разряд, и репродуктор замолчал.

Гуревич растерянно повернулся к Архипцеву:

— Серега! Я пустой… У меня все…

Он потряс Архипцева за плечо.

— Серега!!!

Сергей нажал на гашетки и не услышал выстрела. Он испуганно посмотрел вперед и еще раз нажал на гашетки… Выстрела не было.

Он повернулся у Гуревичу. Венька качнул головой. Стрелять было нечем…

Безоружный «сто пятнадцатый» шел вперед. Сверху стягивались истребители. Они поняли, что противник теперь не опасен, и строились вокруг бомбардировщика в красивое конвойное кольцо.

Гуревич щелкнул переключателем рации, прислушался и сказал:

— Командир, рация не работает…

Архипцев смотрел вперед, держа машину ровно по горизонту. Совсем близко висели «фокке-вульфы».

— Прижимают, — сказал он. — Сажать будут…

Гуревич посмотрел вперед и сказал в переговорное устройство:

— Женька! Нас будут сажать…

В кабине стрелка-радиста, прислонившись головой к разбитому передатчику, лежал Женька с открытыми мертвыми глазами. Впечатление было, что он очень устал и просто решил отдохнуть. И только глаза Женьки выдавали, что он мертв.

Из шлемофона, сползавшего с Женькиной головы на плечо, неслись тревожные голоса Архипцева и Гуревича:

— Женя! Что с тобой? Почему ты молчишь? Женя! Ты ранен? Что с тобой, Женька?!

Пустые мертвые глаза Женьки остановились на «Голубых танцовщицах». Рука лежала на разбитом, простреленном передатчике…

— Женька! Говори! Тебе плохо, да? Женя… Дотянись до аптечки, она над передатчиком!.. — продолжали звучать голоса.

Сергей смотрел прямо перед собой и сжимал штурвал побелевшими от напряжения пальцами.

Гуревич прижался щекой к бронеспинке кресла, в котором сидел Архипцев. Лицо у него было неподвижно и очень спокойно.

— «Сокол-115», «Сокол-115»! Я «Рубин», я «Рубин»… Отвечайте! Прием… — Взмокший от напряжения радист щелкнул переключателем. Он поправил наушники, надетые поверх пилотки, и настороженно склонил голову набок.

Около рации сидит Дорогин. Комбинезон его расстегнут, волосы прилипли ко лбу, шлемофон висит на поясе. Стоят начальник штаба, штурман полка. Сзади радиста, угрюмо глядя ему в затылок, замер Кузмичов.

— Вызывай еще раз, — говорит Дорогин и закуривает папиросу.

Радист сдвинул наушники на виски, рукавом вытер пот и вопросительно посмотрел на Дорогина.

— Дерьмо! — не выдерживает Кузмичов, с ненавистью глядя на радиста. — Чего ты смотришь?.. Чего ты смотришь, сопляк! Включай свой «Зингер», зови их!..

— Зови их!.. — закричал и начальник штаба.

Дорогин схватил микрофон и, глядя на самолеты, готовые к старту, быстро и раздельно сказал:

— Внимание всем! К запуску!

Он вскочил и, на ходу крикнув: «Ракету!», — первым побежал к своему самолету.

Над полем взвилась зеленая ракета.

Винты самолетов слились в сверкающие диски, и аэродром заполнился грохотом двигателей…