Творцы русской идеи

Духовность человека — свидетельство бытия Бога. О Боге нельзя мыслить рационалистически, поэтому Кант был прав, опровергая традиционные логические ходы мысли в этой области. Свое доказательство бытия Божия Бердяев именует антропологическим. Вслед за немецкими мистиками он не видит Бога вне человека. Бог — не абсолютный монарх, не первопричина мира; понятие детерминизма, как и другие понятия, к Богу не приложимы, Бог существует «инкогнито». Только наличие духа в человеке говорит о том, что Бог есть, ибо он смысл и истина жизни.

Бог — не творец мира, до Бога была некая «Бездонность», первичная свобода. Свобода, по Бердяеву, первична и… трагична. Это не кантовское повеление следовать долгу, не гегелевское осознание разумной необходимости, это необузданная воля творить добро, но в равной степени и зло (такое понимание свободы ближе всего к Шеллингу). «…Свобода может вести человека путем зла, — свобода носит не морально-юридический и педагогический характер, а характер трагический. Свобода есть основное условие нравственной жизни, не только свобода добра, но и свобода зла. Без свободы зла нет нравственной жизни. Это делает нравственную жизнь трагической»²³. Смысл зла — испытание свободы. Учитывая различные концепции свободы, Бердяев говорит о трех ее видах. Помимо первичной, формальной свободы «по ту сторону добра и зла», есть два варианта содержательной свободы, один — творить зло («дьявольская свобода»), другой — творить добро («высшая», божественная свобода). Любовь есть содержание такой свободы. Когда Бердяева называли «пленником свободы», речь шла именно о высшем ее варианте.

Существенна для Бердяева позиция дуализма. «Нравственное сознание предполагает дуализм, противопоставление личности и злого мира вокруг себя и в самом себе»²⁴. Монистическая философия всеединства не может справиться с проблемой существования зла. Теодицея Лейбница, считавшего зло необходимым дополнением к добру, как бы феноменом, оттеняющим добро, наивна и неубедительна. На самом деле человек — пересечение двух миров — добра и зла. Человек двулик. С одной стороны, он — природное существо, индивид, с другой — микротеос, личность.

Как личность, образ и подобие Бога, человек призван к творчеству, он продолжает творение мира. Есть два типа христианской этики — смирение и творчество, «мораль личного спасения и страха гибели и творческая мораль ценностей, мораль отдания себя преобразованию и преображению мира. И смирение, и творчество основаны на жертве, но жертва смирения и жертва творчества носят разный характер… Творящий человек, дух которого направлен на предметные ценности, перестает быть дрожащей тварью. Творчество, творческое вдохновение есть путь победы над страхом, то есть основным аффектом жизни, порожденным первородным грехом»²⁵. Творческий акт невозможен без воображения. Воображение играет определяющую роль не только в искусстве и научных открытиях, но и в нравственной жизни, в создании высшего типа отношений между людьми.

Бердяев называет себя персоналистом, потому что главное для него — личность. Бердяев — персоналист, но не индивидуалист: личность, которую он ставит в центр своего философствования, вплетена в ткань духовной культуры. Личность предполагает существование других личностей и общение личностей. Наиболее ярко и неповторимо личность проявляет себя в чувстве любви. Много страниц Бердяева посвящено философии любви, страниц вдохновенных, умных и поучительных. «Сокровенная жизнь пола и половой любви есть тайна двух личностей. Всякий третий и все третье не может быть между ними судьей и не может даже узреть реальности здесь явленной. Это есть самая интимная и индивидуальная сторона человеческой личности, которую личность не хочет раскрыть перед другими, а иногда скрывает и перед собой»²⁶. Но из этой сокрытости возникает социальный феномен семейной жизни.

Бердяев — эсхатологист. Эсхатология — учение о «конце света». Как отмечалось выше, Бердяев вслед за Н. Федоровым толкует апокалипсис только как предупреждение человечеству. Гибель мира нужно и можно избежать. Вместе с тем история должна иметь конец, смысл ее — за ее пределами. «В эпоху активного вторжения масс в историю и головокружительного развития техники общество организуется прежде всего технически. Массы выходят из органического ритма жизни и подчиняются механической, технической организации. Это процесс болезненный, мучительный для человека как целостного существа. Им кончается теллурический период в жизни человечества. Власть машин — новый космогонический период, открывает человека новому космосу. Человек живет уже не среди тел неорганических и органических, а среди тел организованных»²⁷.