Приложима ли программа Достоевского к повседневности, не является ли она набором абстрактных пожеланий, с жизнью никак не связанных? Достоевский был убежден, что наше земное существование — не только царство зла и насилия. «Сон смешного человека» повествует о возможности преобразить и посюстороннюю жизнь. Герой рассказа — заурядный прогрессист-нигилист, разуверившийся во всем, в один мрачный осенний вечер принял решение покончить с собой. Положив перед собой заряженный пистолет, он нечаянно заснул. И приснилось ему, что он исполнил свое решение, пустив, правда, пулю не в голову, а прямо в сердце (что для Достоевского означает гибель самого сокровенного в человеке). Снились ему собственные похороны и погребение. В могиле ему стало тоскливо, и он запросился у высшей силы на волю. В результате он попадает на «новую землю», где обитают безгрешные люди, живущие в любви ко всему живому — к себе подобным, к животным, растениям и даже к мирам иным. «Никогда я не видывал на нашей земле такой красоты в человеке. Разве лишь в детях наших, в самые первые годы их возраста можно бы было найти отдаленный, хотя и слабый отблеск красоты этой»48. Но происходит беда: наш «прогрессист» развратил обитателей рая. Он научил их лгать. Они познали «красоту лжи». Затем родилось сладострастие, которое породило ревность, а эта последняя — жестокость. «Скоро брызнула первая кровь», что привело к раздору и обособлению друг от друга, то есть началась известная нам всемирная история. Они полюбили скорбь и мучения, стали злыми, но тут же заговорили о братстве и гуманности. Они стали преступными, но изобрели справедливость, а вслед за ней и гильотину. Они не хотели больше возврата в невинное и счастливое состояние, они страдали оттого, что стали злыми и несправедливыми, но превыше всего они ценили свое знание об этом. «…У насесть наука, и через нее мы отыщем вновь истину, но примем ее уже сознательно. Знание выше чувства, сознание жизни — выше жизни. Наука даст нам премудрость, премудрость откроет законы, а знание законов счастья — выше счастья»49.
Пробудившись, «смешной человек» предстает перед нами преображенным. «Я видел истину, — восклицает он. — Я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв возможности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей»50. Герой не знает, как устроить рай на земле, да и «научных» путей для достижения райской жизни, очевидно, у него нет. Есть только старое евангельское правило: люби других, как себя, и это главное. Любовь и только любовь!
Есть все основания доверять Достоевскому, когда он говорит, что «видел истину», видел не только в своих грезах, в своих мечтаниях, но и в окружающей действительности. Положительные его герои созданы им как обобщающие образы людей реальных, любящих, достойных любви и живущих в любви. Это не столько князь Мышкин, который, как показал Н. Лосский, весьма далек «от идеала человека»51, но целая галерея прекрасных людей. Прежде всего следует вспомнить о детях, которые в самые первые годы жизни отмечены чистой добротой и любовью, а также о юношах — «русских мальчиках» (Алеша Карамазов и его окружение); это также старцы — Зосима («Братья Карамазовы»), Макар Иванович («Подросток»), Тихон («Бесы»); это святые русские женщины Соня Мармеладова («Преступление и наказание»), Софья Долгорукая («Подросток»), Вера Лебедева («Идиот»); мужик Марей, солдат Данилов и многие другие, чуждые бесовщине и ясные душой люди праведной жизни, прочно стоящие на земле.
Хорошо, скажет иной читатель, Достоевский создал выразительные образы своих современников. Какое отношение все это имеет к миру сегодняшнему? Прошло более ста лет. Иные времена, иные нравы, иные проблемы.
Россия пережила чудовищные потрясения, в ходе которых был почти полностью истреблен культурный слой нации, большой урон был нанесен производящим силам. И все же русский народ в середине XX века смог совершить великий подвиг (достигнув небывалых высот «всемирной отзывчивости»), который сегодня некоторые стремятся предать забвению, — одержать победу над фашизмом. «Современный мир» существует только благодаря этому подвигу. Это была не только военно-политическая, но и моральная победа. Победил народ, проявивший и защитивший в этой смертельной борьбе свою самобытность и спасший многие народы от физического истребления.
Помимо победы над фашизмом еще одну, незримую победу одержала русская самобытность, православие в первую очередь — победу над коммунизмом (задолго до Горбачева и компании). Русский народ, переболев «бесовщиной», медленно, в мучительных страданиях очищался от нее, возвращаясь к традиционным жизненным принципам.