Твой сын, Одесса

А Галина Марцишек только через десять дней смогла выбраться в город.

Шел дождь. Снег размыло. На тысячи голосов завывал ветер. Даже прожектора не могли пробиться сквозь темень ночной степи. А она шла одна, пахотой, то увязая в цепком, как магнит, черноземе, то проваливаясь по пояс в лужи, забитые талым снегом… На рассвете добралась до окраины города, тщательно вымыла в луже ботинки, чтобы скрыть, что пришла издалека.

Промокла насквозь. Тело ломило от холода. Согреться бы, капельку отдохнуть. Разве зайти сразу на Красный, к Фимкиной сестре? Все равно, пока не откроются учреждения и магазины, с подпольщиками не встретишься. И на явку в городском саду еще рано. А на Красном можно хоть немножко отогреться, переодеть чулки… Если бы стакан кипятку с морковной заваркой — и совсем хорошо!

Но на Красном и дверь-то приоткрыли всего на ширину цепочки.

— Ленка? Дома не ночевала твоя Ленка, — сердито пробубнил старушечий голос из-за двери.

— Где же ее искать?

— Откудова мне знать. Теперь никто никому ничего не сказывает. Может, в «Южной ночи» знают. Она там днюет и ночует…

— Это в ресторане, что ли?

Старуха молча захлопнула дверь, щелкнула задвижкой.

Марцишек осмотрела себя, вздохнула: в таком виде в ресторан не пойдешь. Только беду на себя накличешь.

…Два битых часа промерзла Галина Марцишек в Городском саду, но на условленное место так никто и не явился… Конспиративная квартира на Пишоновской провалена. Об этом предупреждал сигнал: мазок кузбасслаком на сером фонарном столбе, что у самого подъезда… Прошла мимо Археологического музея. Месяц назад здесь работала разведчица Мария. Теперь окна и двери музея были наглухо заколочены необрезанными досками. У входа валялись обломки скульптур, разбитые и растоптанные черепки, сломанные ящики, мусор, остатки упаковочных материалов. Очевидно, все музейные ценности вывезены. Мария жила в том же доме, что и Марцишек, на Короленко. Идти туда нельзя: кто-нибудь из соседей может узнать в убогой нищенке жену судового механика, библиотекаршу Галину Павловну и донести в полицию. Послать бы за Марией. Но кого? Она шла по улице, незаметно оглядывала прохожих — одни казались друзьями, другие — врагами, а знакомых не было. Да и не всякому знакомому признаешься…

Решила еще раз сходить в бодегу на Тираспольской. Она там уже была утром, но нужного человека не застала.

В полутемном подвале, как и утром, пахло прокисшим пивом, жареной рыбой и грязной посудой. Сквозь табачный дым с трудом можно было разглядеть на полках запотевшие бутылки. За выскобленными столиками сидело несколько подвыпивших неопрятно одетых мужчин. На самом виду, у прохода, нагло выставив грязные ботинки и распахнув шинели, трое солдат тянули вино прямо из бутылок. За стойкой, опасливо поглядывая на солдат, метушился горбоносый, похожий на грека или румына, буфетчик в сером застиранном халате.

Сергея Петровича опять не было. Марцишек сперва хотела незаметно вернуться на улицу, но потом передумала: надо подождать, может, Сергей Петрович вышел на минутку по делу, а в третий раз заходить в бодегу и возвращаться, ничего не спросив, — опасно. Она заказала порцию жареной капусты и прошла в самый темный угол. Столик оказался залитым чем-то липким, усыпанным хлебными крошками и окурками — видно, его только что оставила какая-то теплая компания.

Подошел буфетчик и поставил перед Галиной тарелку с холодной, бог знает на чем изжаренной, капустой. — «В катакомбах и этого нет, — подумала Галина, — да тут и теплее, чем на улице. Обогреюсь пока». Она развязала уголок платка с деньгами и, когда буфетчик наклонился, чтобы взять их, тихо сказала:

— Я вчера задолжала Сергею Петровичу десять лей. Передайте, пожалуйста.

Буфетчик отпрянул, будто ожегся. Потом скосил глаза на солдат, на сидевших за соседним столиком выпивох и, убедившись, что на него не обращают внимания, сдернул с плеча полотенце и, делая вид, что стирает со стола, наклонился, прошептал чуть слышно:

— Убирайся немедленно. Сергея Петровича ночью взяли.

Потом закричал на всю бодегу:

— Где я тебе возьму сало?! Нет у меня сала! Я предупреждал — капуста жарена на комбижире. Сало!.. Ты еще краковскую колбасу потребуешь. Так ее тоже у меня нету!

Он схватил тарелку с капустой и, высоко подняв ее перед собой, разгневанный пошел к стойке.

— Нищенка, а тоже мне — сала захотела!

Галина запахнула полы старенького ватничка, неторопливо повязала вокруг шеи концы большого рваного платка и, по-старушечьи согнувшись, пошла к выходу:

— Не гневись, хозяин. У меня желудок комбижиру не принимает.

Ветер и дождь утихли еще утром, а с обеда морозец начал стеклить лужи на мостовой. Мокрый ватник на Галине совсем задубел. Ноги от холода сводило судорогами. Руки закоченели. Ныла спина и кружилась голова от голода и усталости. Куда же теперь? Неужели придется вернуться в катакомбы, не встретившись ни с кем из подпольщиков?.. Ах, черт, хоть бы не заболеть, не свалиться среди улицы. В висках стучит, что в кузнице…