Твой последний шазам

— Ладно, — она примирительно опустилась на край кровати. — Я пришла не спорить, а помочь. Давай вместе разберёмся. Что конкретно тебя удручает? Наш отъезд?

— То, что алгезиметр для чувств пока не изобрели. Если бы такой был в природе, возможно, ты бы верила ему, как веришь градуснику.

Разговаривать не хотелось. Раз она за столько времени меня не поняла, то ждать внезапного озарения было бессмысленно.

— Ты бы могла просто сформулировать что именно не так?

— А если всё не так?

— Ну вот почему ты разговариваешь, будто я тебе враг?

— Конечно, не враг, — я взяла её за руку. — Но я заранее знаю, что ты скажешь и не хочу сейчас этого слышать. Просто внутри меня сейчас слишком много негатива и уже больше не вмещается.

— Что это такое? — она заметила красную нить на руке.

— Так, ерунда. Загадала желание.

— Какое же?

— Чтобы вы сами расхотели ехать в эту свою Америку.

— Всё понятно, — мама обиженно встала и направилась к двери.

— Мам, — окликнула я. — Это шутка. Извини. Я люблю тебя и постараюсь исправиться.

— В Третьяковку привезли Караваджо, хочешь, сходим?

— Караваджо — здорово! Но нет, пока не хочу, — я покрутила нитку. — Это скоро пройдёт. Честно. Просто нужно ещё немного времени.

Противный стрекочущий шум на улице продолжался. Я встала и выглянула в окно.

На площадке перед подъездом рабочие долбили и расщепляли на куски асфальт перфоратором.

А двое азиатов в оранжевых жилетках на голое тело вцепились в лавочку и пытались вырвать её из земли.

Возле них металась Анастасия Фёдоровна. Хватала их за руки и что-то кричала. Рабочие раздражённо и грубо её отпихивали.

Я быстро оделась и выбежала на улицу.

— Как же так? Что же мне делать? — причитала Анастасия Фёдоровна. — Вы не имеете права! У нас кооператив.

— Ничего не знаю, — сказал усатый рабочий. — Разнарядка демонтировать.

— Зачем вы всё ломаете? — спросила его я.

— Указание убрать все лавочки, чтобы алкоголики не собирались.

— Но у нас не собираются.

— Ещё одна, — фыркнул усатый. — Слушайте, дамы, все вопросы к администрации. У нас график, а вы задерживаете.

— Это моя лавочка, — Анастасия Фёдоровна всхлипнула и расплакалась.

— Ваша? — крикнул один из азиатов. — Да забирайте.

Они наконец подняли лавку и бросили на газон.

Усатый расхохотался.

— Смейтесь, смейтесь, — прошипела сквозь зубы Анастасия Фёдоровна. — Я уже полицию вызвала. Сейчас они разберутся, кто тут у вас без регистрации.

Пока долбил перфоратор и все перекрикивали его, я не видела и не слышала, как позади нас остановилась большая чёрная машина с широкой решеткой на бампере и большим серебристым багажником на крыше, как из неё вышли Харя с Гашишем и, подойдя к нам, встали за моей спиной.

— Я ж говорил, что найду тебя, — сказал Харя, когда я, заметив с какими лицами рабочие косятся в мою сторону, обернулась.

— Идём, кисуля. Отвезёшь нас к ним, — Гашиш с силой обнял меня за плечи, стиснул и повёл к машине. — И попробуй только вякни.

Но я всё же тихо «вякнула»:

— Помогите.

Однако Анастасия Фёдоровна и усатый были слишком увлечены своим спором, а остальным до меня дела не было. Я понадеялась, что, может, мама из окна смотрит, но

закон подлости — самый действующий закон в мире.

Гашиш был высокий, бритый, с чумными глазами навыкате, в спартаковской футболке и широких спортивных штанах.

— Пожалуйста, — с трудом проговорила я. — Не нужно. Я ничем не могу помочь. Их всё равно нет в Москве.

— А где?

— Я не знаю. За городом.

— И когда будут?

— Не знаю.

— Всё равно едем. Покажешь, где живут.

— Я не могу.

— Тебе что, жить надоело? — недовольно бросил Харя, нетерпеливо прохаживаясь вокруг нас и постоянно подтягивая штаны.

— На всех подъездах камеры стоят и, если вдруг что-то случится, то это сразу увидят.

— А что может случиться, если ты будешь слушаться? — сказал Гашиш, но пихать к машине перестал. — Полезай по-хорошему, и я обещаю не делать тебе больно.

— А я не обещаю, — Харя смотрел пристально и угрожающе.

— Заткнись, — рявкнул на него Гашиш.

— Да сажай уже её! Чего так возиться?

На водительском сидении их третий друг — Веня, наклонившись, высматривал через опущенное стекло, что происходит.

— Ладно, — вдруг пошёл на попятную Гашиш. — Давай просто адрес.

— Эй! — громко воскликнул Харя. — Ты мне обещал!

— Их нет в Москве, — с партизанским упрямством повторила я.

— Давай адрес! — круглые глаза Гашиша едва не вылезали из орбит. — Иначе я сейчас сорвусь. И мне будет насрать на твои камеры.

Он с силой сжал моё запястье. Красная нить под его рукой впилась в кожу.

Внезапно Веня посигналил. Все вздрогнули и обернулись.

К их Патриоту сзади тихо подкатила полицейская машина.

— Да, чтоб тебя, — Гашиш быстро спрятал руку в карман. — У тебя один день. Завтра вернёмся. Не договоримся по-хорошему. Будет по-плохому. Ты даже представить себе не можешь как.

Харя раскрыл заднюю дверь и прежде, чем исчезнуть в салоне, показал мне похабный жест.

— Попробуй только вякни кому, — предупредил Гашиш. — Язык отрежу.

Быстро набрав скорость, Патриот исчез в глубине двора, а полицейские подъехали прямиком к Анастасии Фёдоровне.