Твой последний шазам

Растворяясь в прикосновениях, нежностях и поцелуях, мне казалось, что ещё немного и я больше не буду собой, полностью утрачу волю и перестану контролировать сознание, а мысль о потере контроля над разумом вселяла панический ужас.

Три года назад, когда мне удаляли кисту из носа, анестезиологу пришлось использовать чуть ли не двойную дозу наркоза, потому что мой перепуганный мозг с одержимой настойчивостью утопающего цеплялся за реальность и напрочь отказывался отключаться.

— Кость, давай вернемся к танцам, — я придержала его за плечо и перевела дыхание. — Не обижайся. Мне нужно привыкнуть.

— Ко мне?

— Ко всему.

Он вытер локтем лицо и сел. Мокрые пряди чёлки прилипли ко лбу. Между лопатками на футболке проступило тёмное влажное пятно.

— Вот я и говорю, что тебе нужно переехать сюда. Так будет проще привыкать. А эта стена, — он кивнул в сторону. — Заставляет тебя отгораживаться. Ты даже к парням ближе, чем ко мне. Между вами всего лишь дверь, а между нами с тобой стена.

Я задумалась. Подождав немного, он снова откинулся назад и, нашарив мою руку, крепко сжал.

— Клянусь, я не буду мешать тебе привыкать. Поверь, пожалуйста. Мне просто необходимо, чтобы ты была рядом, и я ни о чём не волновался. Просто знал, что в любой момент могу открыть глаза и увидеть тебя. Что ты здесь, со мной, а значит всё хорошо, — он придвинулся ближе, чтобы музыка не заглушала его слова, и с чувством зашептал прямо в ухо:

— Я никого не любил так, как тебя. У меня в первый раз такое… Честно. Когда ты меня бросила, я не умер только потому что с самого начала понимал, что ты никогда не выберешь меня. Но теперь… Теперь всё изменилось. Это прекрасно и очень страшно. Очень страшно кого-то так сильно любить.

Музыка из окна орала на всю округу, но во двор мы так и не вышли.

На обед решили приготовить плов. Амелин загуглил рецепт, и мы вроде бы сделали всё правильно: обжарили лук, морковку, свинину, сверху насыпали рис и долили немного воды. Но почему-то овощи и мясо подгорели, а рис не сварился. Когда я сняла крышку, из-под неё повалил густой жёлто-белый дым, и всё мигом провоняло горелым.

В рецепте не было сказано, что огонь нужно уменьшать, а воду подливать.

Об этом нам сообщил вернувшийся к обеду Лёха.

— У меня отец сорок минут от плова не отходит, — он то и дело морщил нос и отмахивался от запаха. — А вы небось тут развлекались.

Возразить было нечего.

Якушин вынес кастрюлю с горелым рисом в компост. После чего мы вчетвером стали по-быстрому чистить картошку, и я с ужасом обнаружила, что делаю это хуже всех.

Лёха, правда, не сильно меня опережал, хотя советы давал постоянно. И я чуть не треснула его большой ложкой, когда он в очередной раз спросил: "За что ты так ненавидишь эту картофелину?"

— Просто зарежь уже её и всё, — посоветовал Костик. — Добей, чтобы не мучилась.

— Её картошка уже давно скончалась от болевого шока, — ответил ему Якушин.

— Неужели ничего нельзя сделать, доктор? — воскликнул Лёха.

— Увы, — Якушин сокрушённо покачал головой. — Эту картошку уже не спасти.

— А ничего, что вы с неё кожу живьем сдираете? И потом в кипяток бросаете? — высказала им я.

— Это всего лишь кожа, — откликнулся Амелин. — Оболочка. Главное, что внутри, Тоня. Неужели ты не знаешь?

Он забрал у меня из рук неровный кубик. В чистке картошки Амелин был однозначным чемпионом.

Глава 17

Никита

После свидания с девчонками я проснулся за час до подъёма и сколько не пытался никак не мог уснуть. Разбудил меня Трифонов. К нему в кровать забралась кошка.

Из-за того, что ночью жара почти не спадала, мы стали спать с распахнутыми настежь дверьми, так что кошка преспокойно пришла, улеглась на подушке прямо перед его лицом и принялась урчать, как заведённый мотор. Он проснулся, выгнал её, и тут же снова отрубился. А я уже не мог.

Ворочался, ворочался, в конечном счёте припух от бессмысленности лежания, оделся, нацепил наушники и отправился бродить по территории. Сначала просто так ходил без какой-либо цели, потом вспомнил про тот дом, который я давно приметил в самой глубине, где мы ещё не лазили.

Стены дома были сложены из круглого бруса и на удивление хорошо сохранились.

Чтобы открыть дверь, пришлось рвануть изо всех сил, и в нос тут же ударил запах влажной, отсыревшей древесины. Свет едва проникал через мутные окна. На полу были разбросаны книги. Посреди комнаты лежал опрокинутый стеллаж. Похоже раньше здесь находилась библиотека.

Я сделал пару шагов и нагнулся над растерзанной энциклопедией, как вдруг под ногами что-то затрещало и, прежде, чем я успел сообразить, что происходит, половая доска с хрустом переломилась, и я провалился в пол по колено. Сначала одной ногой, а после того, как попытался выдернуть её, и второй.

Осторожно, чтобы не зацепиться за зазубренные края, выполз на четвереньках наружу и заглянул в дыру: кромешная темнота. Достал телефон и включил фонарик.