— Помнишь, Алёна рассказывала, что они все его не любили. Он был должен им всем и подставлял. Помнишь? Может, дело вовсе не в утопленных телефонах, может, им нужно просто свою вину на кого-то спихнуть?
Саша возмущённо фыркнул:
— Ради того, чтобы его выгородить, ты придумаешь что угодно и будешь сама в это верить.
— Мне не нужно ничего придумывать. Это ты веришь кому попало, а я за Костю ручаюсь, как за саму себя. Если он сказал, что не делал этого, значит, не делал.
— Ну-ну, — Якушин поморщился и вышел, а я вдруг с удивлением вспомнила, что именно этого Амелин мне и не говорил.
А когда парни ушли, стало слышно, как за стеной играет музыка, и я решила, что раз я на стороне Амелина, то просто должна ему верить.
Мама часто рассказывала про одну свою подругу, которая вечно подозревала своего мужа в изменах. Рылась у него в телефоне, компьютере, следила, караулила и могла нагрянуть к нему на работу в любое время. Они с папой постоянно смеялись над ней. Сама мама никогда бы до такого не унизилась, хотя папа был молодой и красивый, а из-за работы вокруг него крутилось множество женщин.
Мама ему просто доверяла и всё. И папа этим не пользовался. Он порой даже специально ей что-то такое рассказывал, чтобы она поревновала, но однажды мама очень серьёзно сказала ему: «Если я перестану тебе верить, больше ты меня не увидишь». Я знала, что это не пустые угрозы, и папа знал. Поэтому так рисково шутить перестал.
— Смотри, что я придумал, — Костик усадил меня на раскладушку, забрал из рук чашку с чаем и вместо неё сунул свой мобильник. — Мне во сне это приснилось.
По всему полу, как в первый день, когда мы только приехали, были раскиданы аудио кассеты. Он поднял первую попавшуюся, воткнул в магнитофон и нажал тугую клавишу. Бодрая, жизнерадостная музыка наполнила комнату и полетела по всему дому. Динамики хрипло задребезжали.
— А теперь шазамь! — скомандовал он тоном генерала, отдающего приказ открыть огонь.
Я ткнула в кружок с белым логотипом Шазама — мобильного приложения, распознающего исполнителя по звуку, и он ритмично запульсировал.
— Pulp «Disco дветысячи», — прочла я.
— Видишь! — воскликнул он, весело пританцовывая. — Теперь мы можем узнать всё, что здесь записано.
Я окинула взглядом кассеты. Их было около двухсот, а то и больше.
— Откуда это всё?
— Тут всякое. Что-то Мила приносила — репетиционное, что-то от соседей осталось. Винегрет, в общем. И ничего не подписано. Можно будет сделать плейлист и закачать эти песни в mp3.
Его наигранная беспечность настораживала.
— Для чего тебе эти древние плейлисты?
— Ты что?! Для воспоминаний, конечно.
— Прости, но я не понимаю.
— Песни намного лучше фотографий. Фотографии мертвые. И люди на них не такие, как в жизни. Вот, например, — он вытащил из-под книг стопку фотографий, перебрал их и протянул одну полароидную: Мила в короткой чёрной юбке с непонятной взъерошенной прической и огромными кольцами в ушах.
— Я отлично помню тот день. Она была нереально красивая. Приехала сюда нас навестить. Это когда я ещё с ней не жил. А посмотришь на фотку — просто нелепая девчонка из прошлого в допотопных шмотках.
Зато когда я слышу ту музыку, которую слышал тогда, вспоминаю именно то, что чувствовал, именно тот момент, именно так, как это было тогда. У нас всегда играла музыка. Мила не может без музыки. Она всеядная. Включит что-нибудь под уборку, и давай петь и танцевать со шваброй, тряпкой, пылесосом. Как мюзиклах, знаешь? Я тоже скакал вместе с ней. Мне нравилось, когда она была в хорошем настроении. Я помню её очень красивой.
Он замолчал, пристально разглядывая фотографию. Отросшие волосы свесились на половину лица.
— Мила и сейчас красивая, — сказала я.
Костик вскинул голову, недоверчиво посмотрел, после чего с силой отшвырнул фотку в сторону. Она пролетела полкомнаты и исчезла под Милиной кроватью.
— Не бери в голову, — он вернул мне чашку. — Ну, чем займемся? Хочешь, пойдем на карьер. Пусть привыкают.
— Нет. Я хочу весь день сидеть, слушать старые записи и грустить.
Он рассмеялся и огляделся по сторонам:
— О! А давай я тебе гамак повешу? Там на чердаке есть.
Заводная ритмичная музыка и соблазнительный женский голос мигом заполнили повисшую паузу.
Шазам беспрекословно выдал: Inna «Amazing».
— Кто-то хвастался, что сделает из меня богиню танцпола за три дня. Ну-ка вставай!
— Сейчас, что ли? — он неуверенно поднялся.
— Немедленно.
— Здесь мало места.
— Идём во двор.
Я раскрыла створку окна, поставила магнитофон на подоконник и Inna заорала на всю округу.
— Там жарко…
— С тобой везде жарко, Амелин.
— Правда? Что же ты молчала?!
Это сработало на раз. Обрадовался, как ребёнок. Мигом зажегся и воспринял, как сигнал к действию.
Крепко обхватив и прижав меня к себе, он попятился, и я глазом не успела моргнуть, как мы в обнимку завалились на кровать.
Я часто задумывалась был ли этот необыкновенный физический магнитизм его собственным, врожденным и естественным или невольно развился в постоянной атмосфере флирта, секса и привлекательных женщин, но как бы то ни было, сопротивление ему отнимало все мои душевные силы.