Твой последний шазам

Мы переплетаем пальцы, кролик соскакивает на пол, солнечные лучи просвечивают нас насквозь.

Спала я минут десять, но проснулась с чувством облегчения и бодрости. Поднялась с пола, после чего взяла телефон и удалила своё последнее сообщение.

— Представляешь, — мама снова была взбудоражена новостями из Интернета. — Двое подростков в Мытищах провалились в неработающую шахту лифта и погибли.

— И чего?

— А то, — она многозначительно выдержала паузу, — что с подростками постоянно что-то случается, а ты взяла моду шастать повсюду с утра до ночи.

— Я не подросток.

— А кто же?

— Вот сама подумай, что может заставить меня полезть в шахту лифта?

— Всё равно, — мама тяжело вздохнула. — Ты почему-то считаешь, что ты взрослая, а ты не взрослая. И от этого происходит много неприятностей. Вот эти ребята тоже, наверное, не думали, что сорвутся. Просто вы всегда сначала делаете, а потом и думать бывает поздно.

— Мам, ну почему ты всё время выискиваешь какие-то неприятные вещи и потом весь день переживаешь из-за них? Из-за того, к чему ты не имеешь отношения и чего изменить не можешь?

— А тут и выискивать не нужно. На каждой странице: война, упадок, болезни и нищета. Мир превратился в полный хаос. Поэтому я хочу, чтобы хоть дома у меня было спокойно.

— Всё спокойно, мам, — я обняла её за плечи. — Со мной ничего не случится. Правда.

Глава 13

Тоня

Есть люди, которые радуются всему подряд. Такой Петров. Стоит ему увидеть как-то по-особому сверкнувшую каплю дождя, причудливо изогнутого червяка на асфальте или обычную изморозь на оконном стекле, он так счастлив, словно это самое прекрасное, что могло случиться с ним в жизни.

Но я считаю, глупо радоваться всему подряд. Когда у тебя постоянно «всё прекрасно», к этому привыкаешь.

Если питаться с утра до вечера только конфетами, сладости не почувствуешь.

Что-то по-настоящему хорошее и приятное не может быть всегда и везде. Его нужно принимать скромными порциями, совсем по чуть-чуть, чтобы в полной мере понять, что же ты чувствуешь и насладиться этим ощущением.

Хорошего должно быть ровно столько, чтобы хотелось жить, а плохого… Плохого и так достаточно. Куда ни глянь.

В окно яростно долбилась муха. Она так отчаянно и призывно жужжала, что мне пришлось встать. Рассохшиеся деревянные рамы с облупившейся белой краской и паутиной сто лет никто не открывал.

Кое-как вытянула тугую верхнюю защёлку, с силой дёрнула на себя внутренние створки. Стёкла опасно задрожали. Однако наружу окно распахнулось легко, и счастливая муха исчезла среди густой зелени яблонь.

В комнате всё ожило. Взметнулись с потолка остатки пыли, затрепетали на ветру тонкие паутинки, по стенам забегали отражающиеся от стёкол солнечные зайчики.

От мысли о том, что Амелин преспокойно спит себе за стенкой, и мне больше не нужно волноваться и искать его, я, на миг почувствовав себя Петровым, улыбнулась. Всё же здорово, что мы вчера остались.

Солнце заливало дорожку и повсюду порхали бабочки.

Тогда в Капищено мы не понимали, что нам было хорошо. Один только Амелин понимал. А я его не слушала.

Босиком, на цыпочках по чисто вымытому полу я прокралась через большую пустую комнату с двумя кроватями по обе стороны от окна.

Лёха с Якушиным валялись на них под белыми простынями, как два трупа. Один на спине со сложенными на груди руками, другой лицом вниз, вытянув руки вдоль тела.

В воздухе стоял устойчивый запах перегара. Одежда обоих беспорядочным ворохом была свалена на единственном стуле под окном.

После того, как я помыла полы, а они собрали и расставили кровати, Якушин вдруг понял, что он уже никуда не уедет. Мы поужинали остатками винегрета и варёной говядиной.

Во время еды Лёхе всё же удалось раскрутить Сашу на сопернический спор насчёт Алёны.

И пока мы с Костиком болтали, сидя на крыльце, они, прихватив начатую бутылку водки, умотали, а вернулись, когда я уже спала. Очень громко топали, возбуждённо разговаривали и никак не могли успокоиться.

На улице стояло предчувствие очередного жаркого дня. От земли поднималось тепло, листья, нагреваясь на солнце, блестели, воздух ещё был свежий, но уже не лёгкий.

Входная дверь Амелина оказалась заперта, и я отправилась во двор.

Прошлась по дорожкам, понюхала цветы, поела смородину и крыжовник, заглянула в теплицы. Листья на огуречных лозах пожухли, но на них было полно хорошеньких зелёных огурчиков. А в соседней теплице огромными гроздьями краснели помидоры.

Только земля везде была очень сухая. Когда бабушка Амелина сажала всё это, наверняка не могла и подумать, что заботиться о них будет некому.

Я нашла шланг и отправилась искать вентиль, как вдруг между кустов возле забора увидела плоское, сморщенное лицо.

— Хочешь, Тонечка, яички свеженькие? — послышался скрипучий женский голос. — Прямо из-под курочки… Полчаса назад достала. Тёплые ещё.

— Откуда вы меня знаете? — я едва справилась с удивлением.

Пожилая маленькая женщина с кудрявым пухом седых волос вокруг головы сдавленно хихикнула.