Мы поехали в зоопарк. Днём в будний летний день людей там оказалось немного. Солнце нестерпимо жарило, и животные в изнеможении прятались в кустах, под корягами, а у кого были домики или норы и вовсе не вылезали оттуда.
Один только жираф, выпрашивая у посетителей еду, чувствовал себя прекрасно. Ещё удалось увидеть слона со слоненком и семейку горилл. А дольше всего проторчали возле весело суетящихся возле большого водоёма енотов, но когда один из этих симпатяг на наших глазах поймал и съел воробья, всё очарование дикой природы исчезло.
Ни о чем особенном мы не разговаривали, только о том, что видели. Каждый ходил в своих мыслях. Но неловкости не было. Ярослав оказался отличным компаньоном в «убивании времени» для того, кто не может отключить мозг. Мы не веселились, не чувствовали себя беззаботно, но, если бы были деловыми партнёрами, наверное, хорошо бы сработались.
Невольно я сравнивала его с Артёмом. Наверное, потому что он тоже хорошо выглядел и вёл себя, как человек, знающий себе цену. Но на этом их сходство заканчивалось. Ярослав был очень спокоен и как будто равнодушен ко всему, тогда как из Артёма энергия била ключом. Он не мог просто идти рядом и молчать, всегда что-то рассказывал и шутил, дурачась и привлекая внимание прохожих. А если вдруг кто-то долго засматривался на нас, мог запросто бросить что-то вроде: «Привет! Как дела?».
О личном мы с Ярославом говорили немного, урывками, и лишь когда нужно было заполнить паузы скучного ожидания.
В вагоне метро:
— Почему вы поссорились с Ниной?
— Потому что она дура.
— Но почему тогда ты её любишь?
— Потому что идиот.
В кассе за билетами:
— Зачем тебе быть филологом?
— Это моё призвание.
— Филологи зарабатывают копейки.
— Мои родители нормально зарабатывают.
— Нормально для чего?
— На еду хватает.
— А разве вы не духовной пищей питаетесь?
Возле клетки с попугаями:
— Ты часы для красоты носишь?
— Для себя.
— Но ты на них не смотришь.
— Мне достаточно, что другие на них смотрят.
В кафе, пока нам несли салаты:
— Этот твой мифический друг — одноклассник?
— Сосед. Ему двадцать.
— И что он? Учится? Работает?
— Вообще-то он музыкант.
— В переходах играет?
— Сейчас нигде.
— Всё ясно.
Саркастичность Ярослава меня не смущала, Артём иногда и похуже мог высказаться. Злило только, что, не зная Артёма, Ярослав постоянно отпускал о нём небрежные, высокомерные комментарии. Поэтому я старалась лишнего не рассказывать и новых поводов не давать.
— Куда завтра пойдем? — спросил он возле подъезда.
— Это мама тебе сказала меня развлекать?
— Нет. Но ты ей понравилась, и она думает, что у нас всё серьёзно.
— Тогда зачем ты меня зовёшь?
— Просто. Ты мне подходишь.
— Для чего?
— Для того, чтобы проводить время. С тобой интересно.
— Но мы почти не разговариваем.
— И это прекрасно. За всё время ты ничего не сказала ни про маникюр, ни про подруг, ни про Инсту. Зато знаешь слова: детерминация, плюрализм и семантика. Ты не ноешь и ничего не просишь. Я же вижу, что тебе одиноко, и мы можем помочь друг другу. Короче, думай. Я позвоню.
А когда я вошла в свою комнату и стянула влажное платье, внезапно накатило такое странное чувство, словно меня всю изнутри переворошили и оставили в беспорядке.
Легла прямо в трусах и лифчике на пол. Внизу было прохладнее. Минут двадцать так лежала. Потом взяла телефон и написала:
«Любое наказание должно быть равноценно совершенному поступку, иначе оно становится ещё худшим злом. Из-за того, что ты не отвечаешь, мне хочется сделать что-нибудь плохое. Что-то, что заставит тебя понять, как ты несправедлив. Пожалуйста, давай просто поговорим».
Отправила и решила, что если Артём не ответит, то приму приглашение Ярослава и буду искать способ убить не время, а разрушительные мысли.
Раз в одном блоге я прочла, что любовь — самое большое заблуждение человечества. Иллюзия, обман, вирус, который завладевает тобой, и ты делаешь такие вещи, которые в трезвом уме никогда бы не сделал. Тогда я возмутилась и даже собиралась поспорить, теперь же не знала, что и думать.
Мне приснился Артём. Очень ярко и отчётливо, как если бы всё происходило наяву.
Мы сидели в плетеных креслах на широком балконе Полины высоко над городом. Артём в баскетбольной майке, трусах и своих высоких шнурованных ботинках, закинув ноги на стеклянный столик. На животе у него лежал белый пушистый крольчонок. Я в лифчике и трусах держала сложенный зонт. Мы подставляли лица солнцу и нежились в его лучах.
— Мне приснилось, — сказала я. — Что ты обиделся на меня и уехал.
— Насовсем?
— Просто кинул меня в черный список и пропал.
— Что же ты такое ужасное сделала?
— Не помню.
— И что потом?
— Потом — ничего. Мне стало грустно и очень страшно, поэтому я проснулась.
— Это значит, что ты от меня что-то скрываешь и боишься, что я узнаю.
— Вовсе нет.
Он протянул руку и накрыл ей мою. Кролик затряс ушами.
— Это значит, что я боюсь, что ты исчезнешь.
— Я сам этого иногда боюсь.
— Хорошо, что это только сон.
— Просто будь рядом, и я никогда не исчезну.
— Просто если собёрешься исчезнуть, забери меня с собой.