Твой личный враг

Через двадцать минут машина тормозит перед высокими коваными воротами, снабженными камерами и датчиками слежения, защищающими загородную резиденцию родителей моего мужчины. Даня открывает ворота собственным магнитным ключом и заезжает внутрь, останавливая машину недалеко от центрального входа сразу за серебристым «Порше».

– Да он огромный! – с благоговением произношу я, закидывая голову назад, чтобы рассмотреть дом с нависающим над крыльцом балконом, украшенным замысловатой лепниной.

– Глупая громоздкая коробка, – отмахивается Даниил без особых эмоций. – У моей матери спорный вкус.

– Ты жил здесь в детстве?

– Я у бабушки жил почти все время, – отвечает он и добавляет со вздохом: – Лучше бы у нее этот обед устроили.

– Бабушка, которая готовит паэлью? – спрашиваю я с улыбкой, вспоминая наш первый ужин в квартире.

– Именно, – он кивает. Его лицо становится мягче, лучики морщинок скапливаются в уголках глаз, губы растягиваются в ленивой улыбке. – Она тебе понравится, Мира.

Даня берет меня за руку, переплетая наши пальцы, и мы вместе идем к дому. Стоит нам ступить на крыльцо, как резная входная дверь распахивается, и на пороге я вижу тонкую фигуру Вероники Благовой, с ног до головы упакованную в «Шанель».

– Мама, ты, конечно, помнишь Мирославу, – говорит Даниил, обменявшись с ней дежурными поцелуями.

– Добро пожаловать, – отвечает она с вежливой улыбкой.

– Спасибо за приглашение, Вероника Сергеевна, – произношу я, ощущая на спине теплую ладонь Дани. – Это вам.

Я потягиваю ей коробку с пирожными, ради которых заставила Даню сделать огромный крюк по центру.

– Не стоило, – говорит она, но коробку все же берет, только чтобы через двадцать секунд небрежно бросить ее на лакированную тумбу у входа.

Этот пренебрежительный жест здорово бьет по моим и без того натянутым как струна нервам, но я стараюсь не заострять на нем внимание: киваю Даниилу, когда он предлагает мне помочь снять куртку, и благодарно улыбаюсь, когда его рука опускается мне на талию, чтобы проводить по холлу, выложенному мраморной плиткой, в столовую, где уже сервирован стол на пять персон. Вероника Благова жестом приглашает нас присаживаться. Как только мы это делаем, в зал вальяжно заходит Владимир Благов, держа под руку статную даму с седыми волосами.

Даня тут же встает, чтобы поздороваться с вошедшими: пожимает руку отцу, крепко обнимает женщину.

– Мирослава, здравствуй, – церемонно произносит глава семьи. – Рад видеть тебя в нашем доме.

– Здравствуйте, Владимир Викторович, – отвечаю смущенно. – Благодарю за приглашение.

– Мира, это моя бабушка Валентина Андреевна, – вмешивается Даня.

– Здравствуйте, – я приветственно киваю и улыбаюсь.

– Дай-ка посмотрю на тебя, – ворчит женщина, сверля меня взглядом. – Красавица, конечно. Внук кого попало угощать моей паэльей не будет.

– Бабушка, ты смущаешь Миру, – ласково укоряет ее Даня.

В ответ на это замечание, я ощущаю, как румянец окрашивает мои щеки.

– Паэлья была великолепной, – говорю я, отмечая, как глаза пожилой леди озорно блестят. Кажется, из присутствующих она больше всех наслаждается этой встречей. Даня отодвигает для бабушки стул во главе стола, а сам садится рядом со мной, в успокаивающем жесте на мгновение касаясь моей коленки под столом.

В этот момент женщина в униформе вносит поднос с закусками, и это позволяет мне незаметно перевести дух. При виде еды у меня протестующе сжимается желудок, но хорошие манеры заставляют меня попробовать каждую из закусок на моей тарелке.

К счастью, разговор за столом вертится вокруг нейтральных тем. Родители Дани обсуждают какой-то светский раут, вскользь интересуются моим образованием и увлечением живописью. И все, кажется, идет хорошо, когда вдруг Вероника Благова бросает, как мне кажется, заранее подготовленную гранату.

– Даня, у Верочки день рождения на следующей неделе, – говорит она, непринужденно болтая воду в бокале. – Вы с ней всегда были так близки, и ты хорошо знаешь ее вкусы. Было бы замечательно, если бы ты поделился со мной своими идеями насчет подарка.

Ладонь Дани на моем колене тяжелеет, я вижу, как напрягается его челюсть, но в этот момент в беседу вмешивается Валентина Андреевна.

– Уверена, что в присутствии Мирославы уместно говорить о бывшей подружке внука? – осаждает она мать Дани. – Кажется, нас просили держаться в рамках приличий.

– Бабушка права, – говорит Даня. – Но раз уж ты завела этот разговор, я скажу тебе – понятия не имею, что понравится Вере. Никогда всерьез не интересовался ни ее вкусами, ни ею самой.

От резкости его тона и от жесткости сказанных слов я чувствую одновременно уважение к Дане и смущение.

– Что ты сразу заводишься? – лепечет его мать в ответ. – Мирослава наверняка не обиделась. Она же знает, что вы с Верой друзья.

Ее взгляд устремляется ко мне, а я сижу и не понимаю, чего она ожидает – что я встану на ее защиту? Изо всех сил стараюсь сохранить хладнокровие и не показать, как задело меня упоминание Смирновой, но чувствую, что удается мне это плохо.

– Вера мне не подруга, – вновь вмешивается Даня. – И давай оставим эту тему.