Твой день и час

— Не возобновляя дела? Значит, все-таки подхимичили маленько?

— Почему не возобновляя? Мы все сделали по закону, — и воспоминания о недавних переживаниях исказили бормотовское лицо. — Иди… — сказал он. — Сволочи вы все. Меня хотели, меня… Нет, не пройдет, я вас сам всех схаваю…

Когда Михаил поведал о том визите Фудзияме, Фаткуллину и Хозяшеву, среди них воцарилось уныние: следователи поняли, что Рыжий вывернулся, они с Ваней-прокурором все сделали и подстраховались на сей раз стократно. За Борькой хоть и стояли отправленные им жалобы, но все знали им цену: если дело пройдет в суде, за них никто не даст и медной копейки. Ибо тем самым признано будет, что правда на стороне Бормотова — а следовательно, любые заявления в его адрес могут быть объяснены личными, демагогическими, а то и клеветническими мотивами. И нынешнее Борькино увольнение, по компрометирующим его основаниям, тоже в случае чего будет подмешано: вот, дело не прошло, потому что его расследованием занимался недостойный человек! Это практика, тоже весьма распространенная в милицейских кругах.

Сам Михаил стоял в стороне от этой борьбы — и не одобрял, честно сказать, позиции Вайсбурда, Фаткуллина и Хозяшева по отношению к майору. За что они травят человека, почему им надо обязательно его свалить? Во-первых, за то, что не пьет с ними и суров в этом отношении. Во-вторых, за то, что в следствии разбирается лучше них всех, хоть и моложе тех же Фаридыча и Коляна. Пускай они старики и ветераны следственной работы, а годы не больно пошли им на пользу: то один дадут ляп, то другой. Фаткуллин недавно в постановлении о предъявлении обвинения и в обвинительном заключении написал: такой-то, проникнув в помещение, «взял ящик майонеза». Взял! Такого понятия нет в уголовном праве. Есть только — «тайно похитил» — это кража, или «открыто похитил» — это грабеж и разбой. А «взял» — это не преступление. «Взял» и есть «взял». Даже желторотик не даст такой пенки. Ох и высмеял же его Бормотов на оперативке! А Фаридыч очень болезненно воспринимает любую критику в свой адрес, ему кажется, что он специалист высочайшего класса. Ну как же ему не ненавидеть Рыжего? Это они с Коляном создали вокруг него атмосферу вражды, скрытого подсиживания, сплетен и закулисных издевок. Уличили, подумаешь: «нарушил закон, фальсификация!» Сами на себя поглядите сначала. То-то вы все числа в документах проставляете, только когда подшиваете дела перед отправкой в прокуратуру!

— А, хрен с ним! — сказал Борька. — Пускай живет. Давайте-ка поднимем еще… Вас — ничего, не корежит, что со мной приходится пить? Я ведь человек, отторженный системой, вроде как клейменый теперь.

Колян Хозяшев сжал его кисть:

— Мы от тебя плохого не видели. Это главное. На остальное — наплевать и забыть, ясно? И ты о нас плохо тоже не вспоминай.

— Ну что ж… — Фудзияма поднялся. — Спасибо на добром слове. Пойду я… Прощай, терем-теремок! Из трубы идет дымок…

Михаил вышел за ним в коридор. Вайсбурд обнял его:

— Давай, Мишка… Трудись. А мне худо. Худо, брат!

— Что ж худого, такой скинул груз — из милиции уволился.

— Груз… — Фудзияма усмехнулся. — Верно, отвратного я тут навидался сверх головы. Но много и хорошего. Ты не знаешь… Ты по-другому смотришь. А я — вот так. Лучшей поры в моей жизни не было — да наверно, теперь и не будет…

В большое торцевое окно Носов видел, как Борька вышел из здания райотдела и двинулся по улице.

Сквозь слезы он глядел вслед Фудзияме. Тяжко будет пережить его уход. С кем теперь тут работать, жить? Борька хоть скрашивал здешние дни: городской пацан, умница, острослов, выпускник дневного отделения, однокашник, трубач факультетского оркестрика… Пускай не особенный интеллектуал — но он хоть читал, знал новинки, интересовался многим. Из тех, кто остался, никого нельзя и рядом поставить. Выпускники милицейских школ, кратких офицерских курсов, всякие заочники, для них образование — чисто прикладное понятие. Говорят только о службе, как выпили, как ходили за грибами, на рыбалку, иногда — о спорте.

Представление о внеслужебном мире часто просто анекдотическое, как вон у майора Байдина. Для многих милиция — всего лишь продолжение армии, лишь в более либеральном варианте.

И ничего, ничего хорошего впереди… В р-рот всех, в пах, в пор-ршневую группу!.. Я папа Мюллер.

7

В девять появился Фаридыч. Сказал, поздоровавшись:

— Ты Сашку Веприкова знал? Из Центрального райотдела, старший опер уголовки? У него и жена там же, в БХСС, работала.

— Ну, слыхал. А почему — знал? И почему — работала?

— Застрелил ее. И сам застрелился. Вчера, где-то после обеда.

Веприков, капитан Веприков… Лично Носов не знал его, но фамилию слыхал, и не раз: под ней целое семейство работало в милиции. Глава его — майор Веприков, начальник уголовного розыска одного из горотделов области. Сколько о них писали газеты, говорили на разных собраниях и совещаниях, замполиты смозолили языки, подавая их примером доброй династии! Сашка был его сын, и там еще девчонка работала дознавателем, где-то в глубинке. Вот тебе раз!..

— Господи! Да что случилось-то?!