— Слушай, вы чего их все время колотите? Не боитесь, что они… ну предадут, например, или хуже работать станут?
— Да что ты! Им ведь назад хода нет. Они и нас, и своих пуще черта боятся. Своих — еще больше. Потом — все в наших руках. Пустим по тому же низу информацию, что такой-то стучит — и конец ему. Так что тут у нас служат и за страх, и за совесть. Да это людей ведь и затягивает, как-никак — мы им денежку платим, тоже немало значит; то, что от него судьба его ближнего зависит, нервы щекотит — бывают и такие любители…
18
С замирающим сердцем он нес папку к таскаевской квартире: вот сейчас встретит Ваня, начнет орать, топать ногами… Но дверь открыла жена. «Это… Ивану Степанычу… будьте так добры…» — он стал совать ей дело. Тут из глубины квартиры донесся хриплый, гнусавый прокурорский рев, и следователь поспешил скорее смыться. Пусть уж Ваня сам как хочет, так и переправляет это хозяйство к себе в прокуратуру — через курьера, шофера, машинистку, любого из подручных. В крайнем случае созвонится с отделом, они отвезут.
Выйдя на улицу, Носов ощутил невероятное облегчение, освобождение. Свободен! Пролететь бы сейчас на метле, как Маргарита, над этим мрачным задымленным городом, над тюрьмой и прочими невеселыми заведениями, над преступным людом, свидетелями, потерпевшими, над судейской, прокурорской и адвокатской кутерьмой и заорать во весь голос: «Свободны! Эй, свободны-ы!.».
— Свободе-ен!
У него возникло сильное желание выпить, отметить удачно завершенную давлетшинскую эпопею. Но сначала надо было раздобыть денег. Он отправился в КПЗ. Там от дежурного позвонил в кабинет оперативников:
— Наугольных там еще? Пригласите.
Герка недовольно заворчал в трубку:
— Ну, чего? Кому там меня надо? Это ты, Мишка? Я занят, а ты звонишь… Срочно, что ли?
— Да видишь, я там засуетился в отделе и совсем забыл, что мне надо будет деньги. Выручай.
— Сколько тебе надо? — спросил Герка.
— Двадцатку. До получки, как обычно…
— Сейчас я спрошу. — Он что-то задундел в стороне от телефона. — Ладно, жди, вынесу…
Катился уже третий час. День, считай, улетел. Носов забрел в кафе, заказал бутылку вина. Хлопнул фужер — сначала стало скверно, завспыхивало перед глазами, — затем сердце забилось мягко, легко, и он испытал блаженство. Закурил. Пришла и села за столик женщина лет тридцати — крепкая, с приятным лицом, модно и со вкусом одетая. Тоже взяла вина — двести грамм. Когда официантка принесла ей рюмку, Михаил налил туда из своей бутылки, чокнулся:
— С прошедшим праздником вас. Будьте здоровы!
Она выпила, не жеманясь.
— Я так устал, — сказал следователь. — Вот, решил расслабиться. А вы — просто так или для поднятия духа?
— Да! — она тряхнула крупно завитыми, ухоженными волосами. — Попросила неделю в счет отгулов — очертенело все, надо отдохнуть. Расслабиться, как вы сказали.
— Два взрослых человека сидят в кафе и мечтают расслабиться. Почему бы им не объединиться в своих желаниях?
Поначалу ее реакция была чисто женская: быстрый, оценивающий взгляд, незлая настороженность.
— Когда встречаются случайные люди и случайно о чем-то договариваются — это несерьезно. Ваше предложение не принимается. Кроме того, такой проблемы — с кем расслабиться — у меня нет. Да и у вас, кажется, тоже.
— Конечно, вы интересная, — он начал уже помаленьку пьянеть. — Но и я, между прочим, не какой-нибудь уличный… Я окончил университет. Я юрист.
— Ну и как оно?
— Да чушь, мрак сплошной. А вы кто?
— Специалист по физике быстрых процессов. Физика взрыва. Тоже ничего хорошего. Сижу, кукую в своем КБ… Ну, выпьем, — она разлила вино из своего графинчика. — На черта я это вам говорю? Наверно, потому, что у вас глаза какие-то тревожные.
— Моя жена тоже, между прочим, физик. Металлофизик. Не слишком ли много развелось вашего брата? Куда ни плюнь… Скоро все расщепите и взорвете.
— Зачем вы?.. — она взялась за сумочку. — До свиданья. И не напивайтесь сегодня сильно. У вас, я вижу, такое настроение.
— Иди, ступай… — глаза его смотрели уже тяжело. Глядя женщине вслед, Носов шумно вздохнул, ноздри его раздулись, кулак забил по столу. Допил вино, расплатился и из автомата позвонил в следственную часть тюрьмы, трубку взяла Надя.
— Надюша! Это Носов позвонил. Ну да, Миша Носов. Ты, Надя, не обижайся на меня, я утром был злой, сказал чепуху… С прошедшим, лапочка. Помнишь, ты все обижалась, что я тебя никуда не приглашаю? Ну так вот: давай сегодня, прямо хоть сейчас. Давай договоримся так: я подойду к вашей конторе. Минут через двадцать. И буду в скверике.
— Может, не надо, Миша, а?
— Надо. До встречи.
Дорогой хмель маленько рассеялся — настолько, что в некий момент Носов пожалел даже: назревала неясная, зыбкая и чреватая ситуация! Но подавленный уже рассудок сам выискивал оправдания: «Нехорошо обманывать женщину, это не делает чести»… Будь что будет! Я папа Мюллер.
Напротив следственных кабинетов Михаил прислонился к дереву и стал ждать. Вдруг одно из окон отворилось, выглянула Надя:
— Эй!
— Эге-эй! — откликнулся он. — Я тут!