Тутанхамон

Эйе воистину был мудр, ибо женитьба царевича на третьей дочери фараона Эхнатона делала неоспоримым его право на престол великой Кемет, ибо двойная принадлежность к царской семье делала его единственным законным наследником трона великих фараонов. Никогда не помышлявший о троне мальчик, юный супруг дочери Эхнатона, в лучшем случае предназначенный для того, чтобы принять титул царского сына Куша[105], стал владыкой огромной страны, едва облачившись в наряд молодого мужчины. Внезапная кончина его величества фараона Анх-хепрура Хефер-нефру-атона потрясла Кемет едва ли не больше, чем смерть сына царственного Солнца. Кроткий и болезненный, мечтательный юноша Хефер-нефру-атон стал жертвой гибельного потока, захватившего его и сдавившего в своих жестоких объятиях, и после его смерти Кемет понеслась бы без руля и паруса, если бы не мудрость старого Эйе, хитрого Эйе, опасного Эйе... Предвидел ли он смерть молодого фараона или так хорошо умел действовать по обстоятельствам, но в тот же самый день, когда он отправил гонца в Ахетатон, другой гонец помчался к северо-восточным границам Кемет, где находился со своими войсками Хоремхеб. Эти два могущественных человека стали опорой трона юного фараона. Тутанхатона, это они сделали так, что верховный жрец Дома Солнца Туту, к речам которого склонял слух даже великий Эхнатон и в руках которого была власть, превышающая представление о ней, был вынужден покинуть столицу и удалиться в свои поместья в низовьях Хапи, это они, Эйе и Хоремхеб, окружили имя Тутанхатона величественным сиянием. Это они, Эйе и Хоремхеб, наследовали возвеличенному ими фараону...

В скалах близ Ахетатона, среди гробниц и заупокойных храмов, вновь звучали скорбные песнопения и совершались погребальные обряды над телом усопшего владыки, несчастного Анх-хепрура Хефер-нефру-атона. Царица Меритатон оплакивала своего супруга в Северном дворце, куда удалилась вместе со своей матерью, великой царицей Нефр-эт. Анхесенпаатон, потрясённая нежданным новым горем и внезапно обрушившимся на неё счастьем, тщетно пыталась утешить сестру. Тутанхатон, коронация которого должна была совершиться сразу по истечении дней великой скорби, казался глубоко удручённым, погруженным в свои думы. Он стал взрослым за эти несколько недель, так тяжелы были испытания, выпавшие на его долю. Диадема с золотым царским уреем[106], которую он носил теперь, казалось, была слишком тяжёлой, угнетала его. И всё же я видел в нём внутреннюю силу, разгоравшуюся постепенно, видел крепость его Ба, видел твёрдость совсем ещё мальчишеской руки, сжимающей царский жезл, и сердце моё ликовало, ибо я ждал возвращения моего бога, ибо знал, что этот мальчик вернёт мне его... В эти недели, оставшиеся до коронации, будущий владыка Кемет пожелал углубить свои знания в аккадском, арамейском и вавилонском языках, познакомиться с языком Митанни и Хатти. Это было желание, достойное фараона, но всё же я спросил его, отчего он не желает положиться на опытность царских писцов и переводчиков. И он ответил мне, улыбаясь:

— Мой достойный наставник Мернепта, разве я мог поручить кому-нибудь переписывать текст поучения Птахотепа, который ты приказывал принести тебе на следующее утро? А обязанности фараона более важны, чем обязанности царевича-ученика...

Склонившись над клинописными табличками, разбирали мы мудрёные письмена хатти. Когда-то — и не так уж далеки были те времена — царство Хатти искало дружбы с Кемет, присыпало богатые дары и царских дочерей в женский дом фараонов. При вступлении на престол Эхнатона хатти были ещё достаточно смирны, но к концу его правления, как выражался Хоремхеб, «стали наступать на пятки» жителям дальних степатов страны Кемет. Могущественное это царство простёрло свои границы вплоть до устья Иордана, подчинило себе сильные государства Арцава и Киццувадна. Мир или война с ним были важнее для Кемет, чем все ханаанские дела и дела страны Куш. И то, что юный фараон понимал это, казалось залогом спасения Кемет.

— Каким богам поклоняются хатти? — неожиданно спросил Тутанхатон, отрываясь от глиняных табличек. — Расскажи мне как можно подробнее, учитель.

— Хатти поклоняются богу плодородия Сандану и богине Иштар, — сказал я, — поклоняются и священному льву, и священному быку, и священной змее. Царь Хатти называет себя Солнцем...

— Именно так? Не сыном Солнца, а Солнцем?

— Именно так, твоё величество.

— Как странно мне слышать из твоих уст, учитель, эти слова — «твоё величество»! — Улыбка осветила лицо Тутанхатона, ласковая и смущённая улыбка. — Скажи мне ещё, хатти любят красоту?

— Статуи их богов и царей величественны, но некрасивы. Ты мог видеть, твоё величество, их каменные вазы, сосуды из серебра, чеканку на золоте. Всё это, может быть, и красиво, но не радует глаз изяществом и тонкостью отделки. В чём они достигли большого искусства, так это в строительстве укреплённых городов. И Хаттуса, и Куссар окружены двойными стенами.

— Что ещё необычно у хатти?