Тутанхамон

— Неужели сомневается в моей любви? Она сама рассказала мне об этом, обливаясь слезами, когда упрекнула меня в том, что я слишком часто покидаю её. Какой она мне показалась маленькой девочкой, несмышлёной и напуганной! Но, может быть, она всё-таки подмешала в моё вино любовное зелье, хотя и не твоё, Раннабу? У меня сегодня весь день кружится голова от любви, час назад меня сводила с ума Бенамут... Кстати, Раннабу, я желаю видеть твоё изображение, выполненное искусными руками Хесира. Ты понял меня? Завтра же отправишься в его мастерскую, заодно, быть может, возьмёшь с собой и Туту, который тоже выразил желание иметь свой портрет. Это царский приказ, Раннабу! — засмеялся он, заметив, что я собираюсь протестовать. — Не буду слушать никаких возражений, пустых слов о том, что боги не одарили тебя красотой и потому тебе не очень-то хочется видеть себя изображённым в камне. Мудрость — больший дар, чем красота...

— Твоё величество, — сказал я с деланной обидой, — тебе, одарённому красотой Хора, нетрудно рассуждать об этом. Пройдёт ещё десять, двадцать лет, и твоё лицо останется всё таким же прекрасным, только черты его станут резче. А я с детства был редкостно уродлив, и годы не прибавляют мне красоты.

— Зато они прибавляют тебе мудрость, Раннабу.

— Твоё величество зрит с лучезарной высоты своего величия и, конечно же, не может не заметить истины...

Мы снова рассмеялись, и я был доволен, что слышу его смех. Он редко был весёлым в последнее время, дела с хатти тревожили его, недавняя потеря младенца повергала в печаль.

— Как ты думаешь, Раннабу, кого родит мне Бенамут? — спросил фараон как будто небрежно, беря в руку маленький веер с ручкой из слоновой кости и лениво обмахиваясь им. — Она сказала мне, что беременна, и это радует меня куда больше, чем беременность митаннийской царевны...

— Бенамут должна родить тебе сына, — сказал я, — такие женщины рожают сыновей. Я уже слышал об этом от Тэйе, та не хотела говорить тебе...

— Почему же?

— Слишком мало времени прошло со дня смерти царственного младенца, она боялась опечалить тебя и царицу.

— И Бенамут не сказала прямо, я догадался об этом сам. А моя Анхесенпаамон ещё принесёт мне сына, когда я вернусь после победы над хатти, мы отправимся в святилище Имхотепа и великий целитель пошлёт нам долгожданный дар.

— Да будет так, твоё величество! — растроганно сказал я. — Моё сердце ликует, когда видит тебя в радости. Светлый Хор, солнце Кемет, всё будет по твоему слову. И я буду служить тебе, пока боги не призовут одного из нас...

— Я это знаю, Раннабу, — сказал он серьёзно, — я благодарю тебя за преданность, мой верный звездочёт. Ты, Мернепта, Эйе, Хоремхеб, Джхутимес — вы мои преданные слуги, вы мои верные друзья. И как мог Эйе подумать, что я не поверю ему, если он принесёт ко мне послание царя Хатти и откровенно расскажет о том, что Супиллулиума пытался его подкупить? Я не предаю друзей, Раннабу, не предаю верных слуг. И мне прискорбно, что...

Я насторожился.

— Эйе получил письмо от царя хатти?

— Да, вечером мне рассказал об этом Джхутимес. Это было благородно с его стороны, потому что он, обвинив, сразу оправдал своего врага, и я видел, как тяжело ему это далось. Эйе...

— Именно Эйе? — От волнения я позволил себе неслыханную дерзость — перебил фараона.