Тутанхамон

Глазами, безмолвными губами, всем существом молила она: «Люби, будь со мною!» Но женское сердце не хотело понять истины, ведомой старому жрецу: благодарность не внушает любви! «Эхнатон, Эхнатон, Эхнатон...» И даже — «Аменхотеп». Так звала она его в первые годы любви, в первые годы совместной жизни. Прошлое окликало её этим именем, поило сокровенную глубину Ба жгучим ядом воспоминаний. Юная, прекрасная, когда-то она трепетала перед ним — не от страха, не от его величия, а от своей любви к нему, от его любви к ней. Тэйе была ревнива, но и она была очень скоро побеждена Нефр-эт. Воистину Прекрасная пришла в жизнь наследника[55], будущего Аменхотепа IV, и все во дворце знали это, ибо их любовь лучилась и расцветала, благословлённая сияющей Хатхор. Они не расставались, повсюду были вместе. Они не расставались и теперь, но тогда... Царица-мать знала истину. Лев, могучий и любящий, светлый Хор, победитель Сетха — таким он был в первые годы жизни с Нефр-эт. Потом между ними легла тень солнца, тень, порождённая ослепительным светом, и стала постепенно отдалять их друг от друга, укорачивать их встречи, часы совместных трапез, охот и бесед. Он погрузился в свою борьбу, она растила детей, дрожа от страха за его жизнь и здоровье, ждала мига, когда он, освободившись от тяжёлого царского венца, бросался к ней и припадал к её ласковым коленям, почти материнским, прятал лицо в складках её платья. Она унимала бьющую его дрожь, шептала слова утешения, разубеждала, успокаивала, вливала новые силы, благословляла на новую борьбу, вновь и вновь отдавала ему своё томящееся тело. Но только дочери рождались от этого огня, и каждая новая беременность царицы отдаляла их друг от друга, разделяла всё увеличивающейся пропастью. За окнами дворца шумели грозные волны Черной Земли, грозя каждый миг обрушиться на трон своенравного фараона и смести их всех — его самого, и её, и хрупких царевичей, его брата и племянника, и беззащитных девочек. Каждая восходившая звезда напоминала лезвие предательского ножа, каждая тень могла скрывать невидимых убийц, каждый вздох, каждое слово любви или ненависти могло оказаться последним, и царица следовала за своим супругом повсюду, упрямо, с неизменным упорством, с твёрдой верой в спасительную силу своей любви. И пожертвовать ради него всем, даже жизнью детей, даже загробным блаженством могла она, пожертвовать спокойно, и гордо, и тихо, безмолвно, как она прожила всю жизнь с ним. Но кто бы потребовал от неё такой жертвы, губительной и прекрасной? Она мечтала разделить с ним всю его судьбу, всю тяжесть ненависти, проклятий, самый страшный крах и мучительный конец, но она была только женщиной, и всем было известно, что он даже не посоветовался с ней, на каком месте возводить новую столицу. Она была верной женой, другом, помощницей, безмолвной и бестрепетной, он знал, сколько тяжких забот легло на её плечи, когда она вошла в брачный покой царевича Аменхотепа. Но она не знала истины, ведомой старому жрецу: благодарность не внушает любви! И чем более он был ей благодарен, тем менее любил.

Юноша и мальчик, Нефр-нефру-атон и Тутанхатон, отвлекали её от горьких мыслей. Я замечал грустную улыбку на её лице, когда она ловила украдкой брошенный на Меритатон влюблённый взгляд старшего царевича. Тэйе тоже мудро улыбалась, и её опущенные ресницы скрывали великие тайны. Царица Нефр-эт сажала на колени маленького Тутанхатона, осторожно прижимая его к своему большому животу. Словно благословения ждала она от этого ребёнка, рождённого чудом и чудом вырванного у смерти. Это она надела на его ручку красивый браслет из слоновой кости, на котором были изображены животные пустыни, и она учила его произносить их имена. А Нефр-нефру-атон тогда же подарил мальчику маленький лук и колчан со стрелами, которые очень скоро начали попадать в цель...

Четвёртая дочь Эхнатона и Нефр-эт получила имя своей матери — Прекрасная пришла.

* * *

Царевич Нефр-нефру-атон был болен, тяжко болен, и Меритатон ходила с заплаканными глазами. Между влюблёнными тенью стоял целитель — первый из друзей фараона, носитель опахала по правую руку царя[56], первый советник и царский писец, второй верховный жрец Атона. Многомудрый Эйе был уже немолод и опытен и славился познаниями в медицине. Он появлялся у ложа больного часто, слишком часто, но всегда — с целебным настоем, приносящим облегчение. Но, клянусь всеми славными богами великой Кемет, он появлялся всякий раз, когда лицо Меритатон слишком низко склонялось над лицом Нефр-нефру-атона. Не было ли то желание его величества? Девушка вспыхивала, убегала, потом возвращалась снова. Глаза её молили о помощи, но что мог сделать я, воспитатель царевича Тутанхатона? Эйе не сгибал спины передо мною.