Турнир

Во втором туре Марша сменила не только наряд, но и цитру. Даже инструмент благородно блестел лакированными боками дорогого красного дерева, напоминая о пламени. Фейу — роскошь и блеск, деньги и возможности, и практически безграничная власть, которая позволяет купить любого в Пределе, если это позволят Тиры. Именно это демонстрировала и воплощала сегодня Марша.

Я покосилась на ложу Тиров, но с этого ракурса было видно плохо. Фейу это устроили с высочайшего Тировского дозволения, или стоит верить словам Кантора, что он не знал?

Первые такты прозвучали тихо, в абсолютной тишине. Публика, завороженная нарядами с нетерпением ждала представления.

Девушки сзади начали двигаться, повинуясь ритму мелодии, потихоньку открываясь, как лепестки у цветов. Музыка кружилась и летела, горела и плавила, сжигала и поднимала из пепла. Марша играла с такой отдачей, с такой экспрессией, что, казалось, струны цитры сейчас не выдержат и лопнут с оглушительным звуком.

Чары плетений иллюзионистов сработали во второй части мелодии, и вся сцена заполыхала огнем. Казалось, три огненных элементаля кружатся и танцуют язычками пламени, повинуясь малейшим движениям белоснежных пальцев, которые касались струн. Высший балл. Я умела быть честной сама с собой — это высший балл, это белая мантия, и даже если бы я готовилась с начала года, мне не удалось бы превзойти Маршу в музыке. Она была ей.

Она жила ей. И она была огнем.

На последних тактах крещендо, когда иллюзии на сцене начали стихать, вся фигура Фейу вспыхнула алым родовым пламенем, с ног до головы, освещая все вокруг ярким светом.

Трибуны синхронно ахнули, такой уровень владения родовой силой ещё до Академии демонстрировал потрясающий потенциал. Полагаю, котировки Марши, как одной из самых перспективных невест Предела сегодня взлетели почти до небес.

Последние такты музыки затихли. Девушки-танцовщицы вернулись в первоначальное положение, свернувшись в форме бутонов цветов. Марша успокоила струны ладонью, и несколько мгновений молчала, беря под контроль родовую силу.

— Это провал, — очень тоскливо протянула Фей-Фей мне в ухо.

— Это великолепно! Потрясающе! Изумительно! — Садо оторвал задницу от кресла и с воодушевлением хлопал в ладоши. Он даже спустился к сцене, чтобы приложиться напомаженными губами к маршиной ручке, демонстрируя поистине высшую степень восхищения.

Остальные судьи молчали. Несколько жидких хлопков выдал тировский военный судья, и немного больше Наставник по алхимии, который улыбался, но явно совершенно ничего не понимал в музыке.

— Столичный факультет искусств ждет вас, леди Фейу, — продолжал восхищаться Садо. — Какая экспрессия, какая сила, какой напор, какие эмоции! — он причмокнул от удовольствия.

Трибуны гудели, обсуждая увиденное. Геб, стоявший рядом, оттянул воротник формы, как будто ему было жарко, и с остервенением взъерошил и так лохматую шевелюру, посмотрев на меня печальным взглядом. В то, что я выиграю на музыке сегодня, не верил никто. И даже я.

— Тишина. Прошу тишины, — распорядитель замахал пурпурными рукавами в сторону трибун. — Второй тур продолжается. Леди Блау, прошу.

Слуги уже унесли со сцены цитру и маршины принадлежности, установив посередине военный барабан, высотой почти в половину моего роста, и стандартный легионерский горн рядом на подставке. У леди Фелисити немного дрогнули губы в улыбке, а мистрис Айрель заинтересованно подалась вперед, рассматривая инструменты.

Я поднялась на сцену сбоку от зала ожидания, поэтому только единицы имели возможность лицезреть мой наряд заранее. Юбка ханьфу с разрезами по бокам, цвета траура, черная форма очень напоминавшая легионерскую без знаков отличия, с подвернутыми рукавами, распущенные в трауре длинные волосы, и ровно по три черных полоски на каждой щеке.

Трибуны сначала ахнули, а потом замолчали. Реакция судей меня порадовала, даже Таджо выдал целый спектр несвойственных ему эмоций — он удивился. Садо скривился так, как будто его заставили сожрать тарелку лимонов. Обычно такие любители жизни, как он, не любят траур, в Столице вообще немного другие обычаи. Жизнь идет быстрее и горевать время остается не всегда.

— Леди будет исполнять возвышенную композицию на этом? — Садо выделил последнее слово, с презрением покосившись на горн.

— Блау — род военных, господин судья. Без предварительной подготовки, в таких условиях, я могу играть только на этом, — ответила я совершенно спокойно.

— Леди Блау, прошу, — на этот раз слово взял тировский судья, у которого дрогнули в усмешке губы, когда он смотрел на мои подвернутые рукава.

Я выполнила традиционный поклон и взяла в руки барабанные палочки. Их использовали часто, дерево было отполировано, как гладкий шелк.