«Это — главное», — тотчас подумал Фрунзе, продолжая вслушиваться в то, что говорил Ленин:
— Крестьянин, его жена и даже дети, все участвуют! И офицеры, и буржуазия — не самая крупная и немного даже крупная. Против империалистических волков, против наших врагов. Это мы знаем очень хорошо. Что же касается оттенков обстановки, движения групп, то надеюсь, что товарищ Фрунзе проедет, на месте все узнает, благополучно вернется и нам всем расскажет! Непременно посоветуйтесь с Георгием Васильевичем. Чичерин знает уйму восточных подробностей, словно сам — шах!
Ленин улыбнулся, улыбнулся и Фрунзе.
Ленин вновь присел к столу на краешек стула. Фрунзе опустился на соседний. Близко увидел подсвеченное красной скатертью лицо Ленина, рыжеватые усы, яркие сейчас веснушки на скулах.
Склонившись, Ленин заговорил тихим голосом, доверительно, быстро. Непрерывной нитью шла цепкая мысль:
— Мустафа Кемаль не признает султана?
— Кажется, не признает.
— Не признает, не признает! Совершенно не признает, категорически. И какие бы он при этом ни выдвигал фантазии и теории, он фактически во главе крестьян, пока что вместе с ними, отчаянно воюет с империалистами. Объективно он наш союзник. Мы можем пойти на временный союз с национальной революционной буржуазией, если она воюет с империализмом. Ведь при этом поднимается и выходит на путь революции самая забитая, угнетенная масса! Ваша задача, украинский гражданин, хотя и сложна, но и вполне ясна. Когда вы воевали с Колчаком, Врангелем, в чем вы больше всего нуждались?
— В силах.
— В поддержке, с какой бы ни шла стороны, даже со стороны погоды и господа бога. Весьма любопытный человек, малоизвестный нам Мустафа Кемаль, сейчас, несомненно, о том же просит аллаха…
— По-видимому…
— А явится к нему украинский гражданин, потому что сегодня мы на этой земле живем, думая не только о пролетариях, о рабочих, но и об угнетенных народах всех стран, потому что мы — их представители в мире. Мы родственны турецким мужикам, турецким нищим, стараемся им пособить в их мучительной освободительной борьбе — борьбе за жизнь, хотя и ведут ее под руководством не социалиста, а бывшего султанского адъютанта Мустафы Кемаля, кажется мудрого человека, судя по его отношению к нам, большевикам. Он не боится вести с нами дружбу, добивается нашей помощи. Колоссальная же наша помощь — это то, что мы на весь мир объявили: мы не цари, никогда не пойдем завоевывать что-нибудь в Турции. Это открыло новую дорогу, которую Кемаль, кажется, понял. Вы поедете и подтвердите: мы своей политики не изменим. Ведь там сейчас, когда империалистский волк уже забрался в хлев, возможны зигзаги, совершенно неожиданные повороты турецкой политики: не попросить ли милости у волка? Вы, военный, приедете к Кемалю, военному, договоритесь: перед угрозами волка друг другу не изменять ни при каких обстоятельствах. Докажете, что за мир на восточной границе им и сейчас не надо беспокоиться.
Ленин поднялся, обеими руками взял руку Фрунзе:
— А ведь вы знакомы с одним из тюркских языков? Удачно!
Они встретились впервые в девятьсот шестом в Стокгольме на съезде, когда Фрунзе было двадцать два, и совсем еще недавними были детство и юность, прошедшие в Киргизии среди мусульман, которых лечил и с которыми ездил на охоту отец, фельдшер Василий Фрунзе.
Ленин уже открыл дверь в свой кабинет:
— Если удастся, еще повидаемся и поговорим обстоятельней… Вероятно, удастся, хотя в последнее время я препротивно чувствую себя, болит голова, не сплю… Отдохните сейчас, погуляйте, пока перерыв…
Неподвижно стоявший Фрунзе сделал шаг, осторожно пожал руку Ленина:
— А мы все безбожно эксплуатируем вас…
Владимир Ильич, виновато улыбнувшись, скрылся за дверью.
…Поздно вечером заседание окончилось внезапным тревожным постановлением: запретить Ленину усиленно работать ввиду его болезни. Обязать продолжить отпуск точно на то время и на тех условиях, как будет указано врачом. А если во время отпуска что-нибудь и делать, то только с официального согласия секретариата ЦК.
Кончилось заседание, но Фрунзе не вставал, смотрел, как Ленин собирает на столе бумаги, что-то говорит секретарю…
Из ворот Кремля скорым шагом вышел, толкая велосипед, боец с кобурой на боку, с сумкой на другом — курьер, «самокатчик». Велено было доставить письмо от Ленина товарищу Фрунзе в гостиницу «Метрополь», Боец знал его раньше. В прошлом году Фрунзе был награжден почетным революционным оружием — за победу над Врангелем. «Народному герою» — было выбито на шашке с позолоченным эфесом. Через несколько минут увидит Фрунзе снова. Отдаст ему запечатанный конверт с письмом номер 705. Попросит расписаться… От Ленина в руки товарищу Фрунзе.
По телефону Фрунзе условился о встрече с Чичериным. Наркомат иностранных дел занимал часть все той же гостиницы «Метрополь».
Пообедав в столовой — тут же, внизу — пшенной кашей и киселем, Фрунзе вышел побродить, подумать.