Турецкий ятаган

— Здесь я, — невнятно отозвалась она, видимо, с набитым ртом, — очень вкусно!

— Ты много не ешь, а то будет заворот кишок, — поспешил я высказать народную мудрость.

— А вы сюда, ко мне сумеете влезть? — спросила она, наконец дожевав.

— Не знаю, смогу, если протиснусь в окно.

Зачем мне было лезть в терем, я подумал не сразу.

Разве, что посмотреть на девушку. На всякий случай я примерился. Если зацепиться за подоконник бердышом, как багром, то вскарабкаться наверх было реально, но потом придется еще протискиваться сквозь узкое стрельчатое окошко. Пожалуй, вариант: «лучше вы к нам», был более предпочтителен.

— Можно я съем еще кусочек? — жалобно спросила девушка. — Самый маленький?

— Ешь, — разрешил я, по-прежнему не зная на что решиться.

И вдруг, как четверть часа назад в случае с лестницей, в голову пришла здравая мысль: все равно через несколько дней умрет Борис Годунов и, значит, вскоре поменяется правительство. Так может быть, дьяка и без моей помощи отстранят от должности. Здесь же вопрос стоит о спасении живого человека. Конечно, казна родного государства не идет ни в какое сравнение с судьбой отдельного гражданина, но может быть, один разок, рискнуть поменять приоритеты, хотя бы в виде исключения?

— Алена, — сказал я, не давая себе времени передумать, — тебе придется самой спуститься вниз.

— Как спуститься? — испугалась она. — А если я упаду?

— А ты не падай, потом буду я тебе помогать.

— Я боюсь, — коротко сказала она

— Ладно, тогда оставайся, а я пошел…

— Нет! Я боярина боюсь, если он ко мне полезет — выброшусь в окно!

Вопрос на этом, как говорится, закольцевался; и в тереме не останусь, и лезть в окно боюсь; лучше потом сама выброшусь.

— Ну, тогда как знаешь!

Я не стал ее уговаривать, спустился вниз за бердышом.

— Алексей, ради Бога, не уходите, — взмолилась девушка, высовываясь по пояс из окна. — Я согласна, только вы меня не уроните!

Я вновь поднялся наверх, зацепил конец бердыша за подоконник, начал инструктировать:

— Выбирайся вперед ногами и крепко держись за древко.

— Хорошо, — сказала Алена дрогнувшим голосом, — только вы не подсматривайте!

— Как я могу подсматривать, сейчас же ночь!

— Да, вон какая луна яркая!

Действительно, полная луна уже сияла на чистом, безоблачном небе, и наши манипуляции на стене могли порадовать любого зрячего часового. Однако пока, кажется, стрельцам было ни до наблюдений за девушками и светилами,

Алена выбралась из окна и, мелькая темными юбками и белыми ногами, довольно ловко спускалась вниз.

Когда ее босые ступни достигали моего лица, я переступал на нижнюю ступеньку, и так постепенно мы спускались вниз.

Наконец я добрался до земли и снял девушку с лестницы.

Оказавшись в безопасности, она сразу же ослабела и привалилась к моей груди. Я обнял ее за плечи и прижал к себе, чтобы ей было удобнее стоять. Однако тут же почувствовал, что сделал это зря, между нами сразу возникла какая-то интимная неловкость.

— Все, все, теперь бояться нечего, — успокаивающе сказал я, отстраняясь и пытаясь разглядеть, с кем меня свела судьба.

Сказать, что Алена мне сразу понравилась, было бы большим преувеличением. По виду, самая обычная девушка, исхудавшая в заточении, с чумазым лицом и растрепанными волосами.

— Спасибо, — прошептала она, — я так боялась!

— Теперь все позади, — почему-то не сказал, а прошептал я, но потом откашлялся и договорил нормальным голосом, — нам нужно спешить.

— А нас не поймают? — спросила она, не двигаясь с места.

Видно было, что вопрос ею был задан просто так, но для меня он был не праздным. Истинных возможностей дьяка я не знал, но представлял, что кое-что в этом царстве он сделать сможет. Поэтому нам с Аленой самым правильным было на время исчезнуть.

Только куда? Спрятаться-то было некуда. Добираться до Москвы, чтобы передать девушку родителям, было слишком рискованно. Нас могли запросто перехватить по дороге уже не пьяные, а трезвые стрельцы и тогда финал для нас был бы самый плачевный. Семнадцатый век не то время, когда с врагами и ослушниками долго разговаривают, а против лома, как известно, нет приема, особенно когда у тебя нет другого лома.

— Ты почему без сапог? — спросил я, заметив, что девушка переминается босыми ногами на холодной земле.

— Боярин велел отобрать. И однорядку забрали, только сарафан остался.

— Что за однорядка, гармошка? — не понял я, вспомнив по ассоциации, двухрядную гармонь.

— Вроде летника, только десять и две пуговки в ряд, — доходчиво объяснила она. — А хороша однорядка была, комчата червчата и поверх того вошвы, бархат с золотом зелен. А пуговки какие были — перламутр!

— Да, жалко однорядку, по всему видно, хорошая была вещь, — торопливо сказал я, чтобы она окончательно не запутала меня подробностями женского туалета — Только как ты босая пойдешь?

— Как-нибудь дойду, главное, чтобы не поймали!

— Нельзя, чтобы поймали, — незаметно отстраняясь от ее обволакивающей женственности, сурово подтвердил я, — Жаль только, деваться нам с тобой некуда.

— Пошли к нам в слободу, тятя-то небось не выдаст!