Турецкий горошек

Питер терпеливо выслушивает меня, поддерживает, успокаивает; короче говоря, делает все возможное в пределах человеческих сил для моего успокоения. Я несу бред, перескакивая со смеха на слезы, а он приносит мне чай и играет роль «адвоката дьявола», соглашаясь или возражая, в зависимости от того, что кажется ему подходящим для меня в данный момент.

Он не устает повторять: «Если бы ты…» – и предлагает целую кучу вариантов на выбор. Я отметаю все. Он всячески ублажает меня. Я ему это позволяю.

Уже больше часа он старательно делает мне массаж, с головы до пяток, пытаясь расслабить мои напряженные мышцы. В промежутках между разнообразными процедурами подобной терапии он еще ходит на работу, хотя Мухаммед отработал за эти выходные много сверхурочных часов, отпуская Питера ко мне.

Всякий раз, когда мой любимый возвращается из своего киоска, он обнаруживает, что у меня появляются новые причины для терзаний. Хуже всего то, что я сама понимаю, что они не стоят и выеденного яйца.

В воскресенье к вечеру мне все-таки удается вывести его из себя, и он резко обрывает меня:

– Довольно! Я сдаюсь.

За все время нашего знакомства я всего пару раз слышала, чтобы он повышал голос. С поднятыми руками он идет к телефону. Этот забавный телефон сделан в виде мультяшного кота Гарфилда.

Не говоря ни слова, он протягивает мне трубку. Я озадаченно перевожу взгляд с телефона на Питера. Он говорит:

– Если тебе хочется уйти, позвони Дэвиду. Он пока не знает, что ты ему изменила. Наверняка он думает, что у тебя просто критические дни или что-то в этом роде.

Я молчу.

– Давай же. Ты можешь изменить свое решение, если хочешь.

Внезапно я начинаю смеяться. В его предложении есть нечто комичное, но не абсурдное. Невозможно было серьезно отнестись к тому, что мне придется унижаться перед моим мужем, говоря с ним с помощью мультяшного кота, которого я подарила своему любовнику. Кроме того, этот телефон оказался каким-то дефективным, и по нему плохо слышно. Кроме того, я не хочу никуда возвращаться. И кроме того, я хочу жить с этим самым вероятным отцом моего ребенка. Я укладываю Гарфилда обратно на его тельце.

– Прости меня, я вела себя как идиотка, – говорю я.

– Извинения приняты. Я хочу, чтобы мы стали семьей, но только если ты тоже этого хочешь.

– Я хочу, – говорю я.

– Отлично. С этим мы разобрались. – Питер бросает взгляд на часы. – Тогда давай-ка посмотрим «Бостонского копа».

Что я слышу, мне даже не верится. Я, образно говоря, сижу у самого большого разбитого корыта в моей жизни, а мой чуткий представитель Нового Поколения, без пяти минут святой, желает, видите ли, посмотреть телевизор? Что ж, почему бы и нет? Ведь я все выходные выпускала пары, теперь пусть и Питер немного расслабится. Мы уютно устраиваемся на диване, посматривая на начальные титры.

Во время рекламы я с удовольствием осознаю, что могу вести себя с Питером совершенно свободно, оставаясь самой собой. До сих пор, общаясь со знакомыми, я неизменно должна была напяливать какую-то маску. Такое простодушие соблазнительнее всех роз, сладостей, духов или даже самого страстного секса в мире.

Но хотя я совершенно довольна Питером, мне все же не нравится это детективное шоу. Его снимают в Бостоне. Больше всего меня утомляет то, что его герой всегда умудряется найти место для парковки, даже на Коммонвелт-авеню, где вообще разрешено парковаться только тем, кто там живет. Причем ему даже в голову не приходит потесниться. На сей раз он поставил машину так, что лишил возможности парковки по крайней мере еще пару машин. Выражая недовольство его наглым поведением, я вижу, что он выходит из своей машины и идет прямиком… к киоску Питера, чтобы выпить кофе у моего любимого горошка. Мой любовник маячил на экране как минимум сорок пять секунд. Я отстраняюсь от мягких диванных подушек. Питер усмехается.

– И ты даже не сказал мне… – говорю я.

– Мне хотелось сделать тебе сюрприз, – объясняет он. – Хочешь, дам тебе автограф?

Звонит телефон, Питер берет трубку. Судя по его ответам, я понимаю, что Марк и Джуди поздравляют его с премьерой.

– Великолепная реклама, – говорит он. Ему приходится почти кричать, чтобы Гарфилд донес его голос до собеседника.

Я догадываюсь, что они спрашивают обо мне, потому что он, посмотрев на меня, говорит: «Лучше», прежде чем повесить трубку.

– Давай-ка, малышка, пойдем в кроватку.

Он ведет меня вверх по лестнице. Его ласки стали нежнее. Откинув волосы с моего лица, он целует мои веки. Прикосновение губ к векам вызывает какое-то потрясающе сладкое ощущение. Мы оба быстро достигаем апогея, без криков и стонов, просто плавно сливаясь друг с другом в единое целое.

– Ты совсем успокоилась? – спрашивает он. Он лежит на боку, подперев голову рукой, и поглядывает, как я надеваю ночную рубашку. Мои ноги увлажнены, но мне нравится такое влажное напоминание о нашем любовном слиянии.

– Надеюсь, да.

– Когда я впервые увидел тебя, ты выглядела такой чертовски строгой и невозмутимой.

А теперь ты превратилась в легкомысленную ветреницу. К счастью, я люблю вас обеих.