Турецкий гамбит

Упав на тело сверху, он рыдал навзрыд, рядом стояли солдаты и у всех по щекам текли слёзы, блестяще в свете факелов. Минут через десять прибежал один из солдат, со стаканом полным самогона и подняв поручика, влил ему в рот всё содержимое, не останавливаясь, даже когда тот стал давиться. Когда его немного отпустило и алкоголь ударил в голову, он проговорил,

— Как же так, мы с первых дней на германском вместе, сколько раз он меня спасал, сколько раз он всех в атаку поднимал, когда мы уже практически разбиты были и немец бежал, только пятки сверкали, и вот так, какая то большевистская падаль, замучила его семью, когда он их от немцев защищал. Где справедливость ГОСПОДИ? ГДЕ?

Тут он зашатался и начал падать. Солдаты подхватили его и понесли в избу, а пришедшие солдаты присели около застрелившегося офицера.

— Два дня не успели. Как гнали, сколько лошадей сгубили, а не успели. Что же творится на этом свете. Наверное, Господь прогневался на нас, на всех. За грехи наши — сказал стары солдат, пытаясь прикурить самокрутку, но дрожащие всё не попадали к зажжённой от факела ветке.

— А чего красные всех убили? — спросил охранявший амбар солдат.

— Зерно и продукты искали, а те последнее отдавать не хотели, детки же у всех, чем кормит потом, вот они и пытали всех, кто что припрятал.

— Антихристы, — тихо сказал, молчавший до этого второй охранник, ушибшийся при падении.

На это дед молча кивнул, втягивая махорку, а на глазах блестели слёзы, то ли от махорки, то ли от всего увиденного.

— Пойдёмте подсветите, надо до утра похоронить, по-людски с семьёй. Вот они и встретились.

— А с этими, что? — спросил охранник, кивнув в сторону амбара.

— Я что с ними будет? Нехристи же.

Встав, солдаты подняли тело офицера, самый старый поправил на груди два Георгиевских креста и освещая себе путь факелами, они ушли в ночь. Я ещё долго стоял на месте, не в силах дышать, но постепенно ночь перед глазами рассеялась и я услыхал голос певшего хора. Рядом стояла Елена, вся бледная, держа меня за руку. Я стоял в храме и вокруг шла литургия. Наваждение или что это было, прошло, но слёзы продолжали бежать по моему лицу. Один террор порождает другой. В Гражданской войне нет правых и предотвратить её необходимо любой ценой. Только вот чувствую я, что запущенную кем-то машину вольнодумства так просто не остановить. Это манящее чувство свободы и вседозволенности уже проникло в умы многих, заронив туда ростки русского бунта «Бессмысленного и беспощадного».

Что же делать, как побороть эту заразу. Неужели всё, что я делаю бессмысленно и будет растоптано в грязь. Заводы, которые я строю разрушат, всех, кто способен работать убьют или сживут со свету. Неужели гулагов не избежать? Что я делаю не так, ведь план которого я придерживаюсь, развивается, как я и задумал, неужели всё напрасно?

Тут меня одёрнула Елена и я встал на колени, как и все, когда священник вынес чашу с причастием. Причастившись, я отправился в парк, мне необходимо было пройтись по улице, лёгкий ветер с прохладой, после небольшого дождя который прошёлся недавно, принёс мне немного покоя.

Постепенно мои мысли приобрели рабочий настрой и я стал обдумывать, как если не предотвратить, то хотя бы уменьшить предстоящую угрозу.