Турджан из Миира

Панделюма вопрос явно позабавил. «У меня тоже есть растильные чаны, — пояснил он, — в которых формируются различные одушевленные существа. Я сотворил эту девушку, по имени Тсаис, но при этом не уделил синтезу достаточного внимания. Уже к тому времени, когда она вылезла из питательного раствора, у нее в мозгу сложилось извращенное восприятие действительности: то, что нам кажется прекрасным, ей представляется отвратительным и уродливым, а то, что нам кажется уродливым, в ее глазах становится непереносимо гнусным и мерзким — в такой степени, что мы не можем даже вообразить интенсивность ее эмоций. Всё в этом мире вызывает у нее жестокие мучения, а все населяющие его существа, с ее точки зрения, руководствуются самыми злобными и подлыми побуждениями».

«Вот оно что! — пробормотал Турджан. — Достойный сожаления просчет!»

«А теперь, — деловито продолжал Панделюм, — тебе пора в Кайин, знамения благоприятны… Через несколько секунд открой эту дверь, войди и встань на участке пола, покрытом рунами».

Турджан выполнил эти указания. Следующее помещение оказалось круглым в плане, с высоким куполом; световые колодцы пропускали каскады изменчивых разноцветных лучей Эмбелиона. Как только Турджан встал на каменную плиту с вырезанными на ней рунами, Панделюм снова заговорил: «Теперь закрой глаза, потому что мне нужно войти и прикоснуться к тебе. Ни в коем случае, однако, не пытайся на меня взглянуть!»

Турджан закрыл глаза. Через некоторое время у него за спиной послышался шорох шагов. «Протяни руку в сторону, ладонью вверх!» — приказал голос. Турджан подчинился и почувствовал на ладони какой-то твердый предмет. «Когда ты выполнишь поручение, — продолжал голос, — раздави этот кристалл в кулаке — и ты сразу вернешься в это помещении». На плечо Турджана легла холодная рука. «Через мгновение ты заснешь, — сказал Панделюм. — И проснешься в столичном городе Кайине».

Рука отпустила плечо Турджана. Он стоял, ожидая перемещения. У него закружилась голова. Воздух внезапно наполнился звуками — невнятным шумом разговоров, перезвоном множества колокольчиков, музыкой, возгласами. Турджан поджал губы и нахмурился: странно, что в аскетическом жилище Панделюма начался такой бедлам!

Рядом раздался громкий женский голос: «Посмотри, Сантаниль, на этого чудака! Зажмурился, как филин, не хочет видеть, как другие веселятся!»

Спутник женщины рассмеялся, но тут же осекся и пробормотал: «Пойдем отсюда! Он явно чем-то огорчен и может взбеситься. Пойдем!»

Поколебавшись, Турджан открыл глаза. В белокаменном Кайине шумела очередная праздничная ночь. Подгоняемые легким ветерком, в небе беспорядочно плыли оранжевые фонари. С балконов свисали гирлянды цветов и стеклянные золоченые клетки с голубыми светлячками. По улицам бродили толпы разгоряченных вином горожан в причудливых костюмах. За мелантинским шкипером следовал боец Зеленого легиона Вальдарана, а им навстречу шагал другой представитель воинственной древности в старинном шлеме. На небольшой огороженной площадке украшенная цветочными ожерельями куртизанка с Кочикского побережья исполняла под музыку флейт «Танец четырнадцати шелковых па». В тени балкона девушка в наряде дикарки из Восточной Альмерии обнималась с выкрасившим кожу в угольно-черный цвет бородачом в кожаной сбруе лесного деоданда. Как веселились люди престарелой Земли! Они лихорадочно наслаждались жизнью — ибо скоро, когда красное Солнце мигнет наконец в последний раз и потухнет, должна была наступить вечная ночь.

Турджан слился с толпой. Проходя мимо таверны, он завернул туда и подкрепился печеньем со стаканом вина, после чего направился дальше, к дворцу Кандива Златокудрого.

Перед ним возвышался дворец — все окна, все балконы были озарены внутренним светом. Здесь пировали и веселились столичные лорды. «Если принц Кандив пьян и утомился танцами, — размышлял Турджан, — похитить амулет будет не так уж трудно». Тем не менее, Турджан не мог просто так явиться во дворец — в Кайине его многие знали. Поэтому, пробормотав заклинание, он вызвал мантию Фандаала и тут же исчез, невидимый для всех, кроме себя самого.