Туннель

На гул взрыва в американской южной штольне, на шум забастовки откликнулись биржи всего мира. Акции за несколько дней упали на двадцать пять процентов, каждый желал как можно скорее избавиться от них, и никому не хотелось обжечься. Через неделю после катастрофы крах казался неизбежным. Но С. Вульф с отчаянным напряжением бросился на поддержку заколебавшегося финансового гиганта и удержал его. Он наколдовал соблазнительный баланс, опубликовал его, подкупил армию биржевых репортеров и наводнил прессу Старого и Нового Света успокоительными сообщениями. Курс подтягивался, курс перестал падать, и С. Вульф начал убийственную борьбу за его поддержание и постепенное повышение. В своей конторе на десятом этаже он с неукротимой энергией, пыхтя и фыркая, как бегемот, составлял планы кампании.

В то самое время, когда внизу завывала толпа, он докладывал о своих проектах Аллану. Он предлагал эксплуатировать залежи калия и железа на участке «Толстого Мюллера». Использовать энергию электрических станций. Извлекать субмариний из злосчастного ущелья. Бурение показало среднюю мощность пласта в десять метров – целое состояние! С. Вульф предложил Питтсбургской компании плавильных заводов заключить договор. Пусть компания извлекает руду, а синдикат возьмет на себя ее вывоз. За это С. Вульф требовал шестьдесят процентов чистой прибыли. Компания прекрасно знала, что синдикату приходится туго, и предложила тридцать процентов. Но С. Вульф клялся, что скорее даст себя заживо похоронить, чем согласится на подобное бесстыдное предложение. Он тотчас же обратился к «Америкен Смелтерс», и Питтсбургская компания поспешила предложить сорок процентов.

Вульф сбавил процент до пятидесяти и пригрозил, что синдикат в будущем вообще не вывезет больше ни горсточки руды. Штольни пройдут под месторождениями или над ними – все равно. Наконец сошлись на сорока шести с третью процента. За последнюю треть процента С. Вульф сражался, как воин племени масаи, и питтсбуржцы заявили, что предпочли бы иметь дело с дьяволом, чем с этой shark.[68]

С. Вульф за последние два года заметно изменился. Он стал еще толще, и его астма усилилась. Правда, его темные глаза с длинными черными ресницами, всегда казавшимися подкрашенными, не потеряли своего слегка меланхолического восточного блеска. Но огонь этих глаз померк. С. Вульф начал заметно седеть. Он уже не стриг бороду коротко, и она свисала длинными космами с обеих щек и подбородка. Своим могучим лбом, широко расставленными выпуклыми глазами и широким горбатым носом он напоминал одинокого американского буйвола, изгнанного стадом за чрезмерный деспотизм. Это впечатление усугубляли красные отеки под глазами. С. Вульфу последнее время приходилось бороться с сильными приливами крови к голове.

Когда галдеж внизу усиливался, С. Вульф вздрагивал и его глаза начинали беспокойно бегать. Он был не трусливее других, но бешеная работа последних лет повлияла на его нервы.

Кроме того, у С. Вульфа были заботы иного рода, совсем иного, заботы, о которых он благоразумно умалчивал.

После совещания Аллан остался опять один. Он ходил взад и вперед по своему кабинету. Он похудел, взор его был тусклый и унылый. В одиночестве его охватывало беспокойство, и он чувствовал потребность в движении. Тысячу раз он переходил из угла в угол и таскал свое горе из одного конца комнаты в другой. Иногда он останавливался в раздумье. Но он сам не знал, о чем думал.

Потом он позвонил в госпиталь Мак-Сити и справился о здоровье Хобби. У Хобби был жар, и к нему никого не пускали. Наконец Аллан взял себя в руки и уехал. Вечером он вернулся несколько освеженный и опять принялся за работу. Он изучал различные проекты разработки найденного под океаном ущелья. Он хотел устроить в нем большую станцию, громадное депо и машинные залы. Восемьдесят двойных километров камня он мог сбросить в это ущелье. Собственно говоря, злосчастное ущелье, в котором смерть миллионы лет подстерегала туннельных рабочих, имело громадную ценность. Эти проекты занимали его и отгоняли мрачные видения. Ни секунды не смел он останавливаться мыслью на том, что лежало позади…

Он ложился спать поздно ночью и был рад, если ему удавалось поспать два-три часа без мучительных сновидений.

Один только раз он ужинал у Ллойда.

Перед ужином Этель Ллойд беседовала с ним. Она с такой искренней болью говорила о гибели Мод и Эдит, что Аллан сразу стал смотреть на нее другими глазами. Она внезапно показалась ему на много лет старше и более зрелой.

Несколько недель Аллан безвыходно провел в туннеле.

Перерыв на несколько недель, который при нормальном ходе вещей потребовал бы огромных финансовых жертв, был, в сущности, желателен. Бешеная, длившаяся уже годами работа утомила всех инженеров, и они нуждались в отдыхе. Забастовке рабочих Аллан не придавал большого значения. Он не изменил этого мнения и тогда, когда объединения монтеров, электротехников, строителей, плотников объявили туннелю бойкот.