Тун. Лето в розовом городе

– Ерунда! Я абсолютно трезвый, сяду за руль.

– Не знаю…

– Давай! К рассвету будем у Ашота. А потом помоем машину и вернем на место!

Недалеко от дома у деда был гараж, где он натирал до блеска свою «Волгу». Он постоянно возился с автомобилем, но никому не позволял на нем ездить.

После смерти жены Багдасар совсем замкнулся в себе. А уединение в гараже позволяло ему спокойно общаться с ней без недоуменных взглядов соседей и родственников. В последнее время жена к нему зачастила – стояла рядом и печально смотрела на машину. Старик сначала испугался, ведь визиты покойной означали одно – она пришла за ним. А потом смирился. Этой ночью Багдасар лег с мыслью, что не проснется.

Друзьям удалось выехать из гаража незамеченными. Адреналин разогнал молодую кровь, и вот они уже мчались к горному озеру, несущему благостную прохладу после душных ереванских ночей.

Но Азату не суждено было увидеть ни любимую, ни сына. Он так и не доказал отцу Каринэ, что, как никто другой, достоин его дочери. Не вернул деду машину. На опасном серпантине Артур потерял управление, и «Волга» сорвалась в пропасть. Их обнаружили почти сразу – клаксон, придавленный телом водителя, поднял на ноги всю округу. Это спасло Артура, потерявшего много крови. Но не помешало бабушке Азата забрать любимого внука.

Глава 32

Ереван. Август 2012 года

В августе столбик термометра поднялся выше сорока двух градусов. Это происходило каждый год, но почему-то неизменно вызывало удивление у местных жителей. Жаловались все. Те, кто побогаче, прятались за закрытыми форточками с включенными кондиционерами, остальные распахивали настежь окна и двери, надеясь хоть на какое-нибудь дуновение ветерка.

Шесть дней в неделю меня отвлекала работа, а по понедельникам – семья. Седа вышла на работу в клинику на полный день, малыши пошли в сад. Дядя научил меня играть в нарды, я его – в покер. Всех знакомых я попросила говорить со мной на армянском и к концу лета уже вполне прилично воспринимала его на слух. Но говорила по-прежнему паршиво, хоть и старательно. Мой русский акцент и дословный перевод забавляли окружающих, но я не сдавалась.

Лето сделало меня старше. Это заметил и дядя Рубен, взвешивая мне овощи и зелень: в последний августовский понедельник я упросила бабушку научить меня готовить перцы.

– Ты очень изменилась, Мариам-джан.

– Хи[51], дядя Рубен?

– Внешне вроде та же, а шаги тяжелые, будто прожила вдвое больше своих лет.

Он был прав.

– Предупредите меня, если я начну шаркать, как бабушка? – отшутилась я.

Рубен улыбнулся мне одними глазами. Он знал, как отчаянно отшучиваются те, кому есть о чем горевать.

Из ежедневных телефонных разговоров Лусо и Андо с Тиграном я по крупицам собирала информацию. Так стало известно, что они с Анжелой снова вместе.

Я продолжала обрабатывать фотографии. Работа не позволяла мне погрузиться в тоску, для этого была дана ночь – кладбище для разбитых сердец, где можно выть до опустошения, бродить мимо бесконечных надгробий и приносить цветы к похороненной любви.

Когда плакать было нечем, я забывалась тревожным сном, в котором вновь и вновь возвращалась в Татев. Священник смотрел на меня своими печальными глазами и произносил одну и ту же фразу:

– Не бывает деревьев без корней.

Эта мысль преследовала меня, побуждая набрать отцовский номер. Но всякий раз страх побеждал. Я прекрасно понимала: признать ошибки – это самое правильное, что я могла сделать. Но гордыня возводит между людьми высокие стены, а трусость обносит их рвом и запускает туда рептилий. Мои родители никогда не извинялись ни передо мной, ни друг перед другом. Их рвы были столь глубоки, что жизни бы не хватило, чтобы засыпать обиды землей.

С каждым днем я все больше скучала. По недосягаемой матери и шлейфу ее дорогого парфюма. По отцовским шероховатым ладоням, выдающим в нем миллионера не по рождению. Но главное, чего мне не хватало, – ощущения, что все еще впереди. И хорошее, и плохое.

– Не разувайся! – крикнула бабушка, едва я открыла дверь. – Поедем к Рузанне, покажу тебе, где рос твой отец.

Я застыла, сжимая в руках пакет:

– А как же перцы?

– Там все сделаем!

Рузанна встретила нас тепло, а вслед за ней тянулся странный запах, кислый и пряный одновременно.

Заметив, как я наморщила нос, она объяснила:

– Это маринад. Я готовлю фаршированные перцы.

Мы прошли на кухню – на плите стояла огромная кастрюля, а рядом нас ждала джазве с ароматным кофе. Фрукты и выпечка уже украшали небольшой кухонный стол.

Я заглянула в кастрюлю: в уксусной воде плавали масляные лужи, лавровые листья и черные горошины – то, во что предстояло опускать красные перцы перед тем, как начинять их зеленью и укладывать в литровые банки. Мы с бабушкой готовили их неделю назад.