Тун. Лето в розовом городе

– В двести восемьдесят седьмом году царь Трдат Третий прибыл в Армению в сопровождении римских легионов, чтобы вернуть отцовский престол. – Лусо сделала глоток воды, подарив нам мгновение тишины. – Когда он собрался совершить обряд жертвоприношения языческой богине Анаит, его сподвижник Григорий, будучи христианином, отказался принимать в этом участие. Григория бросили в темницу Хор Вирап, где его ждала мучительная смерть. В тот же год царь издал новые указы и повелел казнить всех проповедующих христианство на территории Великой Армении. А в триста первом году из Древнего Рима в Армению бежали тридцать семь девушек-христианок, скрываясь от императора Диоклетиана, влюбленного в одну из них. Узнав об этом, царь Трдат решил сделать Рипсимэ – так звали девушку – своей наложницей, но та заявила, что принадлежит лишь Христу. И тогда разъяренный Трдат приказал казнить всех прибывших с непокорной красавицей. Лишь Нунэ – у русских Нина, на грузинском Нино – удалось скрыться. Она продолжила проповедовать христианство на новой земле, позже став крестительницей Грузии. Казнь дев вызвала у Трдата сильное потрясение, которое привело к тяжелой болезни. В народе ее называли свиной, поэтому какое-то время Трдата изображали со свиной головой. Его сестра неоднократно видела сон о том, что исцелить Трдата может лишь заключенный в темницу Григорий. Так спустя тринадцать лет Григорий был освобожден из Хор Вирапа и торжественно принят в Вагаршапате. Своими молитвами он исцелил царя, и тот впоследствии объявил христианство государственной религией.

– А как он выжил? – раздался вопрос из хвоста салона.

– Считается, что его поддерживала вера, но более правдоподобная версия – что ему тайно помогали христианки, обеспечивая водой и едой.

– Мы спустимся в ров?

– Да, вы сможете самостоятельно изучить его.

Всю оставшуюся дорогу я думала о Рипсимэ. Какой она была, если два правителя лишились рассудка от ее красоты? Почему она не нашла способа скрыть ее, чтобы не искушать мужчин? И существуют ли идеалы, цена которым – жизнь? У меня не было ничего – ни идеалов, ни красоты. Ни даже волос.

Наконец мы добрались до места. Открывавшийся оттуда вид на Арарат по праву считался лучшим из всех, но он не тронул меня так, как живая и яркая панорама Каскада. Вероятно, виной тому были пограничные вышки и бесконечный забор с колючей проволокой, напоминавшие о суровой реальности: символ Армении армянам не принадлежал.

Неподалеку вновь защебетала Лусо:

– Говорили, что турецкое правительство было возмущено тем, что на нашем гербе изображен Арарат, не являющийся частью Армении. В ответ на это тогдашний нарком иностранных дел СССР отметил, что на турецком флаге изображен полумесяц, хотя Луна не является частью Турции.

– Скорее всего, это легенда, – заметил один из туристов.

– От этого она не становится менее красивой! – не унималась Лусо.

То, с каким воодушевлением она в тысячный раз рассказывала историю своего народа и с каким энтузиазмом ходила одним и тем же маршрутом, вызывало у меня восхищение.

Я сделала около сотни снимков, чуть больше половины были посвящены туристам, а на остальных красовался Тигран. Снимать его украдкой было нетрудно: мысленно он продолжал с кем-то воевать, находясь в стабильно паршивом расположении духа, и поэтому не заботился о том, что я увижу его без маски крутого парня. Моя шпионская съемка не прервалась даже возле тюремной ямы. Холодная, засаленная несметными потными ладонями ржавая лестница пугала меня. Я не подавала виду, но меня трясло, словно спутниковую антенну в ветреную погоду.

– Будь осторожна, – предупредил Тигран.

– Я не пойду! – вырвалось у меня.

– Как? Ты проделала такой путь!

– Я очень боюсь высоты…

– А если я спущусь первым и подстрахую тебя?

Давай же, Мари! Через секунду я, превозмогая страх, уже спускалась вслед за Тиграном. Нет, чуда не произошло – я не оступилась и не упала прямо в объятия прекрасного принца. Наши взгляды не встретились, и пламя не разгорелось между нами. Мы просто оказались в тесной, плохо освещенной яме. Потемневшая от времени каменная кладка была испещрена крестами, иконами и армянскими буквами. Я сделала пару снимков. Рассказ Лусо ожил, заполнив пространство героями и мучениками. Воздуха стало не хватать, словно мертвые тоже дышали, говоря нам, что они живы, пока существуют эти стены, пока история передается из уст в уста. Пока есть мы.

Туристы все прибывали, и меня накрыло нестерпимое желание выбраться наружу. Орудуя локтями, точно в советской очереди, я добралась до лестницы и почти бегом преодолела шесть метров вверх.

Увидев меня, Лусо изменилась в лице:

– Что случилось?

– Все нормально! – Я старалась даже не смотреть на дыру, из которой вылетела.

– Вижу! – съязвила Лусо. – В следующий раз не геройствуй. Я вот никогда туда не спускалась и не собираюсь, как бы мы ни ругались с Тиграном!

– Правда?

– Конечно!

Оказалось, что пять человек из нашей группы так и не решились спуститься, довольствуясь подробным и красочным описанием тех, кто оказался смелее.