8 февраля.Карымкринские юртыВчера мы проехали 75 вёрст, сегодня – 90. Приезжаем на стоянку усталые и рано ложимся. Стоим в остяцком селе, в маленькой грязной избёнке. В грязной кухне вместе с пьяными остяками топчутся озябшие конвойные солдаты. В другом отделении блеет ягненок. В селе свадьба – теперь вообще время свадеб, – все остяки пьют, лезут время от времени к нам в избу.
Пришел к нам в гости саратовский старичок, административно-ссыльный, тоже пьяный. Оказывается, он со своим товарищем приехал сюда из Берёзова за мясом: этим промышляют. Оба – политики.
Трудно себе представить ту подготовительную работу, которая совершена здесь для нашего передвижения. Наш поезд, как я уже писал, состоит из 22-х кошев и занимает около 50-ти лошадей. Такое количество лошадей имеется в редком селе, и их сгоняют издалека. На некоторых станциях мы встречали лошадей, пригнанных за 100 вёрст! А между тем перегоны здесь очень короткие: большинство в 10–15 вёрст. Таким образом, остяку приходится пригнать лошадь за 100 вёрст, чтоб провезти двух членов Совета Рабочих Депутатов на протяжении 10 вёрст. Так как точно неизвестно было, когда именно мы проедем, то ямщики, приехавшие из дальних мест, дожидались нас иногда по две недели. Они вспоминают ещё только один такой случай: это когда проезжал по этим местам сам губернатор…
Я уже несколько раз упоминал о той симпатии, с какой относятся к политикам вообще, к нам в особенности, местные крестьяне. Удивительный случай произошел с нами в Белогорьи, маленьком cеле, уже в Берёзовском уезде. Группа местных крестьян коллективно устроила для нас чай и закуску и собрала для нас шесть рублей. От денег мы, разумеется, отказались, но чай пить отправились. Конвой, однако, воспротивился, и чаю напиться не удалось. Собственно, унтер разрешил, но ефрейтор поднял целую бурю, кричал на всё село, угрожая унтеру доносом. Нам пришлось уйти из избы, без чаю, чуть не вся деревня шла за нами. Получилась целая демонстрация.
9 февраля.Село КандинскоеВот и ещё сто вёрст проехали. До Берёзова двое суток езды. 11-го будем там. Сегодня порядком устал: в течение 9–10 часов непрерывной езды приходится ничего не есть. Едем всё время Обью, или по рекам – по Обям, как выражаются иногда ямщики. Правый берег – гористый, лесной. Левый – низменный. Река широкая. Тихо и тепло. По обеим сторонам дороги торчат ёлочки: их втыкают в снег, чтоб обозначить путь. Везут большей частью остяки. Везут на парах и тройках, запряжённых цугом, так как дорога чем дальше, тем уже и хуже; у ямщиков длинный веревочный кнут на длинном кнутовище. Поезд растягивается на огромное расстояние. Ямщик время от времени гикает неистовым голосом. Тогда лошади несутся вскачь (на-машь по здешнему). Поднимается густая снежная пыль. Захватывает дыханье. Кошева наскакивает на кошеву, лошадиная морда просовывается сзади около плеча и дышит тебе в лицо. Потом кто-нибудь опрокидывается, или у какого-нибудь ямщика что-нибудь развязывается или рвётся. Он останавливается. Останавливается и весь поезд. От долгой езды чувствуешь себя как бы загипнотизированным. Тихо. Ямщики перекрикиваются гортанными остяцкими звуками… Потом лошади снова рвут с места и несутся на-машь. Частые остановки очень задерживают и не дают ямщикам развернуться во всю. Мы делаем вёрст 15 в час, тогда как настоящая езда здесь – это 18–20 и даже 25 вёрст в час…
Быстрая езда в Сибири – обычная и в известном смысле необходимая вещь, вызываемая огромными расстояниями. Но такой езды, как здесь, я не видал даже на Лене.
Приезжаем на станцию. За селом ждут запряжённые кошевы и свободные лошади: две кошевы у нас проходные до Берёзова – для семейных. Мы быстро пересаживаемся и едем дальше. Удивительно здесь сидит ямщик. На передней части кошевы прибита поперек у самого края доска; это место кошевы называется беседкой. Ямщик сидит на беседке, т. е. на голой доске, свесив ноги через борт саней, набок. В то время, как кони мчатся в галоп, а кошева становится то на одно ребро, то на другое, ямщик направляет её своим телом, перегибаясь из стороны в сторону, а местами отталкиваясь ногами от земли…
12 февраля.Берёзов. ТюрьмаДней пять-шесть тому назад – я тогда не писал об этом, чтоб не вызывать излишних беспокойств – мы проезжали через местность, сплошь зараженную сыпным тифом. Теперь эти места оставлены уже далеко позади. В Цингалинских юртах, о которых я упоминал в одном из прошлых писем – тиф был в 30-ти избах из 60-ти. То же и в других селениях. Масса смертных случаев. Не было почти ямщика, у которого не умер бы кто-нибудь из родных. Ускорение нашего путешествия с нарушением первоначального маршрута находится в прямой связи с тифом: пристав мотивировал свой телеграфный запрос необходимостью как можно скорее миновать заражённые места.