– Ну чё, пацаны, здорово, ширнуться надо? Давай к Цыгану двинем. У него свежак пошёл классный. Как впаришь – из ушей пар валит, а в глазах такие забавные мультики крутятся. Где шарахались столько дней? Мы вас вчера вспоминали, и Мамед вас искал, у него интерес был к вашим заначкам.
– Не, Квёлый, мы интерес потеряли к Цыгану. И глюки нас больше не интересуют. И Мамеду передай, что Цыбуля и Штымп с иглы соскочили и обратно не вернутся.
– Вы чё, пацаны, сдвинулись, что ли? Вы же завтра с ломки бегом примчитесь к Мамеду, или ещё к кому. На коленях умолять будете, «чеку» зацелуете.
– Ошибаешься, Квёлый. Мы уже несколько дней не колемся, и ничего. И тебе того желаем. Тебя тоже надо к Чингисхану отправить на стажировку. Чтобы его джигиты тебя сабельками полечили. Может быть, тебе тоже поможет.
– Какой Чингисхан? Вы, пацаны, точно съехали на обочину. Ну, покедова, до завтра. Свидимся на хате у Цыгана. Но завтра вам будет дороже.
Виктор Котельников, наркоман с семилетним стажем по кликухе – «Квёлый», недоумённо покачал головой, покрутил пальцем у виска, и двинулся дальше шаркающей старческой походкой в свои неполные восемнадцать лет.
А Цыбуля и Штымп перемигнулись между собой, усмехнулись и тоже двинулись по проспекту Мира, но в другую сторону. Но далеко они уйти не успели. Возле них резко затормозил чёрный «Лендик», из окна которого высунулся чернобородый Мамед, хозяин сектора сбыта, и толстым пальцем поманил их к себе.
– Эй, джигиты, как наше стадо пасётся? Как успехи в привесе молодняка? Три дня вас найти не могу. Виручка сдавать пора. Когда вас ждать в конторе?
Вопросы были заданы в эзоповой форме, но друзья его прекрасно поняли. Им следовало явиться к нему в офис, отчитаться о проделанной работе и сдать «виручка» от проданных наркотиков. Избежать этого им не удастся, а хвалиться им было нечем. К тому же, надо было как-то объявить этому жирному мерзавцу о том, что они завязали с наркотой и больше работать на него не будут. Но Цыбуля не решился сразу сообщить эту новость Мамеду. Слишком горячим был этот кавказец, и очень любил деньги. Поэтому он пожал плечами:
– Мы ещё не всё толканули, Мамед. Но то, что успели, можно сейчас отстегнуть. Деньги у меня дома.
– Как так не всё толкнули. Вы что, шутить вздумали со мной. Поехали к тебе, Цыбуля, отдашь, что есть, а через пару дней – всё остальное. Работать надо, а не шлындать по бульвару с кислой харей. Вон Индюк из Ливадии за три дня два плана сделал, а сегодня в казино счастье ловит. Садись быстро, лохудра.
Пришлось Цыбуле наскоро попрощаться со Штымпом и нырять в тёмную прохладную дыру джипа. Лимузин остановился за квартал от дома.
– Давай, бистро, туда-обратно. Я буду вон там у магазина.
Он раздражённо захлопнул дверь. Машина резко взяла с места. А Цыбуле пришлось бегом добираться до дома, поспешно взлететь на третий этаж родной хрущёвки. Мама уже пришла с работы, и устало хлопотала на кухне.
– Сынок, ты пришёл, Коленька. Где ж ты пропадал столько дней? Я уж в милицию обращаться хотела. А ты здесь уже. Ужинать будешь?
Коля Арапкин по прозвищу «Цыбуля» чуть не расплакался в мамин передник, такая радость и тоска одновременно прозвучала в её голосе. Коля понимал, что мама знает и понимает всё. Она уже давно махнула на него рукой, прекрасно понимая, что её Коленька, с которым она так намаялась одна в молодые годы, столько ночей сидя у его постельки, когда он болел всеми мыслимыми и немыслимыми детскими болезнями, уже никогда не станет нормальным человеком, таким, как все ребята со двора. Она не жалела своих последних сбережений, чтобы отвезти кричащего и катающегося от боли сыночка в больницу, чтобы с него сняли эту страшную напасть – ломку. Она точно знала, что страшная поганая болезнь уже никогда не выпустит её сыночка из своих костлявых объятий, и что дальше будет намного хуже и страшнее, что все наркоманы умирают молодыми. Она уже готовилась к самому страшному. В самом дальнем углу у неё уже лежали отложенные «гробовые», но не для себя, а для своего непутёвого Коленьки.
Однако, где-то в глубине души, она всё же надеялась, что однажды случится необыкновенное чудо, и её мальчик вдруг вылечится, и всё пройдёт как страшный ночной, зыбкий кошмар. Всё это знал и понимал сам Коля, но сейчас ему некогда было говорить с мамой.
– Да, мам, буду. Но чуть позже, когда вернусь. Меня ждут.
Он заскочил в комнату и торопливо вынул из-под матраса обёрнутую в полиэтилен толстую пачку денег, затем нырнул под кровать и вытащил, оттуда в коробке из-под кроссовок, бумажный пакет с многочисленными малюсенькими пакетиками и кулёчками, в которых что-то шуршало и пересыпалось. Это и был тот самый страшный и ужасный генерал «Гера», без которого ещё совсем недавно он не мог и дня прожить, о котором он думал и мечтал днями и ночами, за который был готов пойти на всё.