Цыганское проклятье

О своих снах она рассказывала только Аннушке, что была ее подругой с самого раннего детства. С ней можно было говорить обо всем, особенно о том, чего никогда не скажешь папеньке. Конечно, она очень любила отца, но в шестнадцать лет некоторыми секретами можно делиться исключительно с подругами.

Аннушка не одобряла наивной влюбленности Марьи в героя снов, но выслушивала всегда внимательно, важно кивала, а после звонко хохотала.

– Марьюшка, наукой доказано, что сны – всего лишь игра нашего воображения и не имеют с реальностью ничего общего, – говорила она. – Как только встретишь своего единственного, сразу перестанет сниться этот кареглазый.

– Он не кареглазый, – возражала Марья и смеялась вместе с подругой, – у него совершенно особенный цвет глаз. Будто густой гречишный мед, растворенный в янтаре.

– Тебе стихи писать надо, – улыбалась Аннушка.

Старая дама достала из сумочки носовой платок и приложила к абсолютно сухим глазам. Марья знала, что это лишь уловка, чтобы заставить чувствовать внучку виноватой, но ничего не могла с собой поделать. Бабушка всегда добивалась цели.

– Не плачьте, бабушка. Я буду счастлива надеть это платье на бал. – Дарья обняла бабушку за плечи и улыбнулась.

– Вот и славно, детка, – та даже не обратила внимания на «бабушку», – я люблю тебя и желаю только добра. На балу я наконец-то смогу представить тебя своим друзьям. Сколько можно сидеть в заточении у твоего солдафона-отца? Это просто недопустимо для юной особы.

Марья знала, что Евдокия Петровна всегда недолюбливала папеньку, но старалась скрывать это. А после смерти матушки и вовсе пообещала не переступать порога дома Русаловых.

Воспоминания вдруг накрыли девушку удушливой волной. Она старалась забыть тот страшный день, но не могла. Любимая маменька и сейчас стояла перед внутренним взором, как живая. Марья долго думала, что произошло тогда…

Мать вошла в воду, словно ее кто-то позвал, и Марья увидела ее испуганные глаза. А после она упала в озеро. Марья хотела бежать к ней на помощь, но замерла как вкопанная. Словно что-то не пускало. Страшный крик отца: «Не трожь!» до сих пор стоит в ушах. От чего или от кого он тогда пытался ее спасти? Ответов не было.

– Что с тобой, Мария? Ты побледнела. – В глазах бабушки читалась искренняя забота, что ей было не свойственно. Евдокия Петровна была ярой противницей проявления чувств и хотела так же воспитать внучку, только Марья не желала становиться похожей на снежную королеву.

– Все в порядке, просто корсет немного жмет.