Цыганское проклятье

Я открыл дверь, шагнул в комнату и остолбенел. Марья стояла у большого, в полный рост, зеркала, точно ангел, спустившийся с небес.

Белоснежное кружевное, в меру пышное платье сидело идеально. На открытые плечи падала фата, а голову украсил венок из роз, которые так любила ее мать.

Я подошел ближе и заглянул в лицо дочери. Думал, что увижу слезы, но Марья была спокойна. Она не плакала, но и радости не было.

– Нам пора, ангел мой.

– Да, папенька, идемте.

Марья подала мне руку, и мы вышли из комнаты.

Карета была украшена цветами, алыми лентами, а под крышей примостилось изображение пары белых голубков. Кучер, одетый в праздничную ливрею, стоял у кареты. Заметив нас, он отсалютовал и приглашающе распахнул дверцу.

– Марья, – не выдержал я, когда мы сели и карета тронулась. – Если ты не хочешь выходить за Орлова, я все устрою! Только скажи! Отменим к чертям весь этот фарс и уедем с тобой и Алешенькой. Далеко, там, где нас не знают. В Париж уедем!

Она с благодарностью улыбнулась и накрыла своей рукой мою руку:

– Поздно, папенька, назад пути нет. Знать, судьба моя такая. Только не зря ведь говорят, что стерпится – слюбится. Вот и я постараюсь полюбить. Вы себя ни в чем не вините, я на вас зла не держу и люблю как прежде.

Глаза ее оставались сухими, хотя нижняя губа подрагивала, выдавая сдерживаемые рыдания.

Обняв, я прижал ее к груди. Сердце защемило, и дышать стало тяжело. Нужно держать себя в руках, не время раскисать!

Вскоре карета остановилась у церквушки, но мы с дочкой еще долго не отваживались выйти. Наконец, Мария решилась и, сама открыв дверцу, шагнула в зелень травы. Я последовал за ней.

Уже у самой церквушки мы остановились. По случаю праздника всем работникам дали выходной, и теперь все высыпали поглазеть на свадьбу. Даже монахи вышли на крыльцо монастыря. Не знаю, откуда Павел их притащил, да и не мое это дело. Главное – помощь есть. Да и монастырю негоже пустостенному стоять.

Я засмотрелся на высокие стены, на окошки, забранные решеткой. Марья хотела служить Богу, но вышло иначе. Эти стены уже не ждут ее. Хотя непонятно, где лучше жизнь провести: в заточении монастырском или под одной крышей с нелюбимым мужем.

Марья устремила взгляд в ту же сторону.

– О чем ты сейчас думаешь, доченька?

– Не знаю даже, папенька. Я ведь пообещала Господу, что монахиней стану, и выходит, что обманула его. Может, он теперь наказывает меня за это?

– Наказывают виновных, а ты чистый ангел. Потому не смей даже помышлять о подобном.