Цветы всегда молчат

– Ну вот, золотце, так уже лучше! – Лорд достал из кармана батистовый платок с вензелями Эддингтонов и вытер ей слезы. Затем поднялся сам и помог подняться ей. – Идем, милая, я что-то тебе покажу.

В гостиной, обставленной очень дорого, но слегка аляповато (Джози заметила это теперь, мысленно сравнивая с утонченной элегантностью обстановки в собственном доме, но несмотря на это родительский особняк выглядел мило и уютно), лорд Эддингтон усадил дочь на оттоманку, наказал ждать здесь и ушел. Вскоре, правда, вернулся, неся в руках толстый альбом в алой бархатной обложке. Он уселся на диван рядом с дочерью, она тотчас же подвинулась ближе, положила ему руки на плечо и оперлась на них подбородком. Лорд повернулся, чмокнул ее в чистый лоб и открыл первую страницу.

– Смотри, малышка, что тут у нас? – сказал он таким тоном, будто разговаривал с сущей крохой. Впрочем, Джози ничуть не обиделась – ей нравилось ощущать себя ребенком.

– Ах, папенька! – вскричала она счастливо. – Это мои детские рисунки! Вы сохранили их!

Но ответила ей подошедшая леди Эддингтон. Кэролайн, усевшись с другой стороны, приобняла дочь и проговорила:

– Ну конечно, сладенькая! Видишь, я вышила паспарту, а отец подписал.

И Джози вновь почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, но то были другие слезы – от ласкового тепла, которое исходило от родителей.

– Мамочка! Папочка! Как же я люблю вас! – сбивчиво лепетала она, поочередно целуя родителей. Боль и горе покинули ее сердце. Теперь ей было весело и хорошо.

После ланча Кэролайн предложила Джози пройтись по магазинам, и та с удовольствием согласилась. Она находила неизъяснимую прелесть в том, что может теперь разговаривать с матерью наравне, как женщина с женщиной.

– Цветочек мой, – начала мать, когда они уселись в карету, – расскажи мне, как обстоят у тебя дела с Ричардом. Я вижу, вы стали лучше ладить…

– О, маменька, – Джози зачем-то перешла на громкий шепот, – я так счастлива! Наверное, ни одна женщина во всем королевстве не счастлива так, как я! Ведь у меня самый лучший муж!

– А ведь еще некоторое время назад ты пеняла мне и сестрам за то, что мы защищали его перед тобой, – Кэролайн похлопала ее по руке и лукаво подмигнула.

– Я была глупа! Невероятно глупа! – с горячностью призналась Джози. – А он такой… такой… – проговорила она, густо покраснев.

– Будоражащий? – подсказала мать.

– О да… Простите, матушка, за откровенность, – смущенно потупилась Джози, затеребив край платья, – но стоит ему лишь коснуться меня, и я уже вся пылаю и плыву.

– Деточка, это просто чудесно! – сказала мать, обнимая ее за плечи. – Я до сих пор влюблена в твоего отца, как та восемнадцатилетняя девчонка, которой вышла за него замуж. И я всегда желала того же вам, мои девочки. Но у Мэри и Сары семьи получились спокойные и основательные. А тебе, моей самой желанной и обожаемой, тебе, моему Божьему благословению, я всегда хотела пламенной страсти. Чтобы ты познала большую и яркую любовь.

– Ох, матушка, вы – моя пророчица! – Джози обняла ее в ответ, спеша отвести глаза, чтобы мама не заметила прячущейся в них печали. Воспоминания о Ричарде снова наполнили сердце тоской. Чтобы убежать от этого чувства, которое она совсем не умела терпеть, Джози попыталась улыбнуться и перевести разговор на другую тему: – Я так хочу, чтобы у меня родился сын, с глазами синими-синими, как у него.

Леди Эддингтон заглянула дочери в лицо.

– Нет, моя милая девочка, – уж поверь моему опыту! – у вас будет девочка.

– Ну тогда уж – двойня! – согласилась на компромисс Джози, увидев, как в глазах матери задрожали слезы радости. Они вновь обнялись и вволю наплакались, пока добрались до магазинов. Там стало не до слез.

Вечером, после ужина, она весело поиграла с матерью и отцом в поддавки. Причем родители, как в детстве, и впрямь поддавались ей. Ей вспомнился их с Ричардом бой, и она порадовалась, что он тогда не стал давать ей поблажек.

Картинка, мелькнувшая перед глазами, была настолько четкой, что даже перехватило дыхание.

Она поспешила распрощаться с родными и ушла к себе. И здесь, упав на подушку, горько разрыдалась. Но плакали, казалось, не только ее прекрасные глаза, но само сердце, заходившееся от боли и необъяснимой тревоги. Днем с ними, этими терзающими чувствами, было просто сражаться, а о ночах она не подумала… К тому же никто на свете еще не нашел ответ на вопрос: как пережить хотя бы одну ночь в разлуке с тем, кто бесконечно дорог?..

Сон был рваным и нечетким, ей так и не удалось запомнить из него хотя бы эпизод…