Однажды утром ко всем этим переживаниям добавилось ещё одно: он вдруг вспомнил, что в этот день на Эрлане обычно праздновали приход весны. Отключив своё чувство времени относительно дней и лет, проведённых вне дома, он обычно не следил за календарными датами, оперируя с ними исключительно в качестве ничего не значащих цифр для отчётов и спонтанно иногда вспоминая то свой День Рождения, то День Матери, то День Скорби По Погибшим. Он никогда не праздновал ни один из этих дней на этом проклятом корабле, разве что ставил свечи у себя в комнате в честь последней даты. Но сегодня – сегодня так некстати картина эрланской весны особенно отчётливо встала перед глазами, и он в который раз подумал, что никогда уже не увидит ничего родного больше… Ему с новой силой – отчаянно, нестерпимо – захотелось домой.
Всё утро он лежал без движения в кровати, а потом, не вынеся разрывавшей его сердце безудержной тоски, отправился на поиски капитана, который сегодня почему-то проснулся раньше него. К его удивлению, Аргза обнаружился в кабине управления, совсем один, хотя что он мог там делать сейчас в одиночестве, с его-то глазами – загадка.
Сильвенио молча подошёл и сел рядом с ним на пол, уткнувшись лбом в его колено.
– Что ты делаешь? – похоже, Аргза в последнее время узнал его по шагам, потому что больше не дёргался от таких неожиданных прикосновений.
– Я… – он сглотнул, не поднимая взгляда. – Я просто… хочу побыть так немного… Можно?
Помедлив, пират кивнул. Через минуту его ладонь привычно прошлась по его затылку, лаская и успокаивая. Так они и сидели молча: Аргза гладил его по голове – рассеянно, словно бы даже не задумываясь, а Сильвенио душил подступающие слёзы и размеренно дышал.
Сколько так времени прошло, он не знал. Кажется, он умудрился даже задремать так, успокоенный чужим теплом и иррациональным ощущением безопасности. Очнулся он только тогда, когда Аргза чуть сильнее потрепал его загривок – тот явно что-то ему говорил, и не в первый раз. Сонно моргая, он с трудом заставил себя поднять голову и посмотреть на пирата.
– Обед, – напомнил тот мягко. – Время обеда.
– Да, сир, простите… Конечно, обед…
Он поднялся с пола и уже собирался идти за обедом для капитана в столовую, когда Аргза сказал:
– На Архагле сегодня тоже празднуют начало весны.
Значит, вот почему он сидел здесь один, ничего не делая… Сильвенио остановился, следуя непонятному порыву. Невесомо коснулся ладонями лица пирата и чуть повернул его к себе, чтобы поцеловать высокий загорелый лоб. Это было его личное "спасибо" для этого невозможного человека. Аргза никак не отреагировал на это его выражение благодарности – только веки его на мгновение как-то дрогнули, и эта секундная слабость очень хорошо говорила Сильвенио о том, что он выбрал правильный способ.
Однако ему стоило бы уже привыкнуть, что с Аргзой Грэном никогда и ничего нельзя сказать наверняка. Тем более – по поводу его отношения к кому-либо.
Кризис разразился как-то очень неожиданно. Они тогда впервые за последнее время зашли в спальню вместе, и Сильвенио, немного посомневавшись, всё же неуверенно предложил помочь ему расчесать перед сном волосы. На самом деле он уже давно хотел предложить это, но всё никак не решался; а между тем порядком спутавшаяся из-за всего этого нового режима грива пирата не переставала его манить. Аргза, усмехнувшись, молча вручил ему расчёску и уселся на кровати, словно бы и сам ждал, когда же он сподобится это предложить. Видимо, приказывать одалживать ему своё зрение – это в понимании варвара было естественно, а вот попросить помощи в элементарных делах он считал ниже своего достоинства.
– Безусловно, твои руки могли бы приносить ещё больше пользы, – заметил Аргза, когда он приступил. – Но этим я воспользуюсь тогда, когда смогу эти руки видеть. Твои пальцы… им давно пора найти применение помимо работы.
Сильвенио не счёл нужным отвечать. Гребень в его руках был очень старый, деревянный, но всё ещё крепкий, и расчёсывать им длинные волосы варвара, растекающиеся в его руках чёрной рекой, было сплошным удовольствием. Исключая, конечно, комментарии, отпускаемые владельцем этой гривы. В какой-то момент пришла даже детская какая-то мысль заплести эти волосы в косичку, чтобы полностью прочувствовать их густоту и тяжесть пальцами – собственный жиденький хвостик, спускавшийся с затылка, и пушистый ворох остального "оперения" не давали ему и половины таких эмоций – но жажда тактильных ощущений заметно проигрывала благоразумию. И слава Богу. Пират, впрочем, тоже ворчал явно только для виду, а сам едва ли не мурлыкал.