– Как будто ты сейчас о ней много думаешь, – вставил Эрасмос, переключаясь с бокалов на ножи и вилки.
– Так я уже своё отработал! Пусть теперь сыновья вкалывают… Кстати, брат, уже почти время обеда, дай-ка мне чего перекусить – а потом глоток кофейку, чтобы в сон так не клонило…
На этом Лео их оставил. Сначала сходил на склад строительных материалов, договорился, что металл возьмёт вместе с досками в следующий раз, затем отправился на рынок и набрал провизии на три дня: овощей, фруктов, неизменного местного сыра фета, свежайшего, ещё тёплого хлеба – всего, что не требовало готовки, и кофе в зёрнах. Там же, в ресторанчике напротив рынка, подкрепился; аппетит, напрочь отсутствовавший после пробуждения, к обеду обычно просыпался, а здесь подавали отличный авголемоно – яично-лимонный суп.
Он уже направлялся обратно на пристань, когда его вдруг окликнули:
– Эй, сынок!
Лео обернулся: его звала пожилая женщина. Она сидела на каменной скамье у калитки, в зыбкой тени деревьев, опираясь на тяжёлую трость – в это время дня, в самую жару, лишь старики, и так уже высушенные здешним солнцем дальше некуда, могли позволить себе оставаться на улице.
Он подошёл и почтительно поздоровался. Имени старухи Лео не знал, однако видел её почти каждый раз, когда являлся на большой остров за покупками: обычно она сидела на этой скамье с приятельницами, такими же сухими, морщинистыми и жилистыми старухами, одетыми во всё чёрное – белыми были лишь волосы, выбивающиеся из-под плотных платков.
– Ну что, успеешь к празднику? – без обиняков осведомилась старуха надтреснутым, но ещё властным голосом.
Лео сразу понял, о чём она: в августе паломники с ближайших островов неизменно наведывались в церковь св. Иоанна, построенную на Андираспе в память о далёких трагических событиях войны за независимость. Греки, когда-то давшие начало западной культуре, остались охранять её на границе с заново набирающим силу Средним Востоком. Соседство с турками, нацией молодой и энергичной, дорого обошлось потомкам древних ахейцев; быть может, это было возмездие мироздания за осквернённую ими Трою?..
– Успею, – заверил старуху Лео, снова почтительно поклонившись.
– Хорошо, – проскрежетала старуха, кивая собственным мыслям. Затем вдруг впилась в Лео взглядом маленьких чёрных глазок, сверкающих из-под кустистых бровей: – Держись, сынок! А когда совсем не останется сил, помощь придёт…
– Какая… помощь? – растерявшись, спросил Лео.
– Откуда мне знать, какая! – старуха вдруг резко стукнула о землю палкой, ручку которой сжимала в узловатых пальцах. – То лишь Святым Небесам ведомо… – перекрестившись, она встала и споро заковыляла прочь, вверх по улице, в сторону церкви Святителя Николая – щуплая чёрная фигурка, ростом почти вдвое ниже взрослого мужчины.
– Твои слова да Богу в уши, – автоматически пробормотал Лео: память услужливо подсунула принятое в таких случаях выражение. И быстрым шагом продолжил свой путь.
Спустя четверть часа он вернулся на пристань. Кинул рюкзак с покупками на дно лодки, накрыл его куском брезента от морских брызг и без малейших раздумий завёл мотор – время поджимало. Солнце, перекатившись через зенит, напекало затылок даже сквозь шляпу, но Лео не ощущал дискомфорта. Наоборот, он нежился под жаркими лучами, как кот, вбирая тепло всем телом… словно в надежде согреть душу.
К тому времени, когда лодка причалила к берегу маленького острова, он напрочь забыл о странной старухе.
Альфа был тут как тут: мигом спустился ему на запястье, хлопая мощными крыльями, моргнул хищным глазом, цапнул гостинец – Лео не забыл прихватить из ресторанчика кусок ветчины – и умчался назад к подруге.
Зато Бесс в этот раз повела себе более бескорыстно. Вылакав сливки – ей ведь тоже полагался гостинец – кошка потёрлась о ноги Лео, соизволив издать даже что-то вроде мурлыкания. Для дикой зверюги это была высшая степень признательности.
До ночи оставалась ещё уйма времени. Продолжать работу Лео не мог из-за отсутствия нужных материалов, поэтому решил последовать совету добряка Памфилоса: отдохнуть. То, что ему требовалось для отдыха, находилось за домом, под широким навесом: здесь была его мастерская. Повязав фартук и разложив на верстаке необходимые инструменты, он аккуратно снял кусок полиэтилена со своего последнего творения и тотчас принялся за работу: руки, соскучившиеся по любимому делу, чесались в предвкушении.