Цветы пустыни

Лео обогнул церквушку из замшелого камня, но с блестящей новой крышей и, привычно балансируя на камнях, сбежал по насыпи к бухте. Едва он оказался на берегу, алет спикировал вниз и опустился на его протянутую руку. Сложив тёмные, почти чёрные крылья, в размахе достигающие около метра, он казался не таким уж и большим, сантиметров сорок в длину, весом с полкило.

– Привет, красавчик! – Лео одним пальцем пригладил жёлто-серые пёрышки на груди птицы. Алет щёлкнул хищным клювом и одновременно прикрыл от удовольствия круглые жёлтые глаза. – Я в деревню и обратно. Как понимаю, ты скоро снова станешь папой, а, красавчик? Привезти твоей подруге что-нибудь вкусненькое?

Альфа смерил его гордым взглядом и с клёкотом взмыл ввысь, оставив на изодранном рукаве грубой кожаной куртки ещё пару царапин. Пернатый дружил с человеком не ради подачек: что он, сам свою подругу не накормит?!

– Не обижайся! – крикнул Лео вдогонку птице. – У людей так принято: делать подарки в знак взаимного расположения!

Смилостивившись, алет спустился чуть ниже и описал над его головой пару прощальных кругов. Обычно он провожал Лео до большого острова, один или с подругой, но сейчас, видимо, не хотел оставлять её даже на короткое время.

– Я скоро, ждите гостинцев! – Лео махнул птице, и та, едва шевельнув кончиками распростёртых крыльев, повернула назад, в сторону гнезда.

Андираспу издавна облюбовали морские птицы. Это был каменный островок, неприступный с трёх сторон света, почти лишённый растительности и поэтому избавленный от постоянного присутствия людей. Однако колонии бакланов и буревестников предпочитали селиться на северной и западной стороне, подальше от единственного лодочного причала и особенно от парочки хищных соколов. И те, то есть соколы, властвовали на восточном берегу, довольствуясь компанией друг друга. Лео, с неистребимой человеческой склонностью всему вокруг давать имена, так и окрестил пернатых супругов: Альфа и Омега.

Они подружились почти сразу, как только Лео поселился здесь. Правда, самка, более светлая, с коричнево-бурым оперением, была пугливее, осторожнее и не подпускала нового обитателя острова к себе ближе, чем на два метра. А вот самец, крупный, почти чёрный, оказался не только бесстрашным и безмерно любопытным, но вдобавок ещё и падким на похвалу: ему явно нравилось, когда им любовались… Тем более, что Лео делал это искренне – он в жизни не видел ничего красивее полёта сокола в синем небе над синем же морем…

Размышляя о причудах своих крылатых друзей, кстати, единственных, поскольку Бестию Бесс вряд ли можно было назвать другом – так, соседка по воле случая – он отвязал лодку, одиноко тоскующую у дощатого причала, ловко забрался в неё, взял со дна вёсла и сноровисто вставил в уключины. Мотор заводить не стал: затёкшие за ночь мышцы требовали разминки. Да и грести-то было всего ничего, чуть более двух километров. В случае надобности Лео мог легко преодолеть это расстояние вплавь, если волна была не слишком высокой. Он плавал как дельфин, хотя море впервые увидел лишь в шестнадцать лет. Зато его детство прошло в деревне, недалеко от того места, где тихая, скромная река Раба вливается в боковой рукав величественного Дуная…

Солнце, благодатное солнце, когда-то пробудившее к жизни саму колыбель западной цивилизации – Элладу, уже жарило во всю. Лео по утрам невыносимо знобило, но теперь он наконец снял кожаную куртку и заработал вёслами. С каждым гребком, плавным и мощным, старая, но ещё крепкая и вместительная лодка всё больше отдалялась от маленького необитаемого острова, приближаясь к большому обитаемому. Хотя большой Распа была лишь по сравнению с крошечной Андираспой. В главном и единственном посёлке на восточном берегу жили сотни три человек, в основном, рыбаки да лодочники, ещё полторы сотни рапсиотов обитали в середине острова, на холмах, поросших маквисом* и тимьяном, что позволяло разводить овец и коз. Более-менее плодородной земля была лишь в узких прибрежных полосах: там росли груши, сливы, абрикос, инжир и, конечно же, виноград – куда ж без него? Там же, на пляжах, водились и дикие туристы, то есть любители простой и вечной красоты, ради неё готовые обходиться минимумом комфорта.

*Маквис – заросли вечнозелёных жестколистных и колючих кустарников, низкорослых деревьев и высоких трав в засушливых субтропических регионах.

Швартуя лодку у причала, Лео нос к носу столкнулся с такими ценительницами естественности: навалившись на деревянные перила смотровой площадки, две дамы бальзаковского возраста в весьма откровенных нарядах разглядывали его с нескрываемым одобрением.

– О-о, так вот что из себя представляет истинно греческий профиль! – сказала одна по-немецки, обращаясь к подруге, но стреляя глазами в Лео. – Наверняка только здесь, на краю цивилизации, ещё можно увидеть настоящих данайцев!