Цветы дальних мест

Первоначально руководство экспедиции такие баки предусмотрело в экипировке каждого отряда, и по инструкции бак, наполненный кипяченой водой, должен был в пустыне стоять общедоступно, чтобы всякий жаждущий черпал из него несырую воду. Однако общее отношение к этим бакам, как рядовых, так и начальства, было отчего-то сдержанно-отрицательным. Конечно, баки исправно ездили туда-сюда, но воду в них по непонятным причинам не кипятили никогда, они были вполне бездельны и заброшены. Рано или поздно их тишком выбрасывали, списывали и, не исключено, недорого сбывали местным жителям. Но вот когда от баков этих не было уж ни слуху ни духу, сами они позабылись, инструкция затерялась, в одном из отрядов единственный и последний бак-долгожитель, уж тронутый ржавчиной и покореженный, нашел неожиданное применение. Кто был безвестный рационализатор, который предложил использовать бак для душевой надобности, теперь не установить. Он исхитрился прокрутить в днище своего бака дырку, ввернуть обрезок трубы с резьбой и насаженным на нее набалдашником. В неизменном виде конструкция дошла и до наших дней. Но, спросите, откуда ж эта гениальная в простоте своей система попала в отряд Воскресенской?

Наивный вопрос, но отвечу. После того как были произведены с баком описанные операции, ясное дело, он вырос в цене. Рационализатор и его коллеги, насладившись сполна результатами нечаянной находки, сдали на зиму бак на склад, простодушно полагая, что весной вместе с другой амуницией получат обратно. Разумеется, только они его и видели. Но, почитая бак списанным, представьте, как они удивились, после сезона вновь обнаружив его на складе. Тут они его проиграли вторично, и на сей раз безвозвратно. Достаточно сказать, что этой же осенью заприметил его Миша. Бывшие хозяева, верно, и на этот раз понадеялись на весну да на свою шустрость, Миша же привык готовить сани с лета. Так что зиму следующую бак провел не на складе — на Мишином балконе в ряду других по штучке собранных наинеобходимых вещей, многие из которых нам уж попадались в кухне и по комнатам.

Итак, бак водружен был наверх. Но, как вы догадались, левша не приладил к трубе крана. Вода, едва налитая, принималась хлестать без перерыва, и после всякого мытья приходилось воду заливать вновь и тут же лезть под струю, ни на градус не успевшую нагреться. И это температурное обстоятельство есть последнее в кратком ряду душевых недостатков, хотя, конечно, его можно считать прямым следствием предыдущих. Поэтому воду заранее налить было нельзя, и сейчас, пока у колодца валандались и волтузились, возле душа воду нетерпеливо ждали. Володя с шофером, оба в сандалиях и по пояс голые, сидели на лавке, на какой утром прохлаждался парень, шевелили пальцами запаренных ног, смотрели с холма вниз. Но дымки нанесло, ничего было не видать. И повариха возле. Уставила на фанеру, какой был прикрыт желоб с черепахами, широкий таз, посуду рассортировала и выложила средь унылых стебельков, чахлыми пуками пластовавшихся по сухой коре, — мыла. Вяло разматывали разговор про варана, тряпкой валявшегося в стороне. Шкура его побурела, глянец сошел, вид стал самый завалящий.

— Что он жрет? — говорила повариха, клацая крышками. — Да что ни попадя. Всю гадость.

— Как понять? — Тон шофера был будто обиженным: повариха варана не ловила, а хаяла.

— Ну как, — скромно поболтала та рукой в воде, другой что-то терла, скребла, а побойчела заметно — взяли ее, документы в порядке оказались. Чуть поубивалась, что обед стынет, но и смирилась быстро. — И сусликов, и мышей. Иной раз в курятники забирается…

— Иди ты, — подбросил шофер полешко в топочку, — курица-то не птица, так ведь и варан не лиса. Ящерица.

— Сравнил хрен с пальцем. — Повариха с шофером уж вполне освоилась. — Ящерица махонькая, а энто ж крокодил.

Володя в разговоре не участвовал. Томился, пальцами приминал сверток на коленях — полотенце и чистую рубаху. А то придирчиво осматривал себя: грудь в волосах, широкий живот в складках розовых, выпуклые родинки на плечах, — находил что-то, сдувал, оглаживал и похлопывал. Шофер ткнул в него пальцем.

— Не, ты в зоологии не петришь, Федоровна. Спроси лучше у товарища геолога, он скажет.

— Ящерица… — прорезался Володя, но повариха с сомнением глянула и на него, и на варана.

— Прошлый год, — сказала она, — мы с зятем в пустыню в вашу ездили.

— У тебя и зять есть? — удивился шофер.

— И дочка, и зять. — Тетя Маша наклонила голову, любуясь то ли этим семейным обстоятельством, то ли вычищенной кастрюлей.

— Не поверишь, — упер шофер щеку в ладонь, — ведь молодая какая!

Повариха глазом на него повела с сожалением, продолжала:

— Поехали, значит, за шерстью от верблюдов. В это время, было в мае тоже. Выхожу, а на земле энтот самый крокодил лежит, дохлый конечно, нутро выворочено. Так казах, к кому ездили, говорил, что вран этот по ночам ходил овец сосать. Подберется под живот и сосет вымя. А назавтра молоко скисает опосля него.

— Так его приручить надо было — приручить простоквашу готовить.

— Между прочим, — вставил Володя, — накормить бы его не грех.