Цветные рассказы. Том 2

Не знаю, – готов я, не готов – пора принимать решение, наверное, пора уходить. Это так нетрудно – затеряться в диком Египте, стать похожим на обычного пожилого араба, ни с кем не дружить, никому о себе не рассказывать. Дружить только с теми, кто тебя не знает: Эсхил, Еврипид, Данте, Шекспир, Кафка… Здесь тоже есть интернет; я могу говорить с самыми мудрыми, с теми, кто ближе моему сердцу, с теми, кого уже нет, кто не может думать обо мне, питать ко мне каких-либо чувств, хороших или плохих. Буду писать книгу о том, что видел, знаю, о том, что лично пережил. Об истории моего народа, о загадках человеческой психики, о том, что шепчут мне по ночам тайные голоса. Вопрос, конечно, только в жене и ребенке. Здраво рассуждая… с ними ничего не может случиться, когда меня не будет. У них есть все, чтобы жить безбедно. Конечно, они будут скучать по мне, им будет меня не хватать. И мне тоже. Будет не хватать их. Но они смогут постепенно найти свою дорогу, если будут точно знать, что меня уже нет. Время лечит. Может быть, им, в конце концов, будет даже лучше без меня. Вероника моя, она еще женщина в самом соку, красавица, она, конечно, сможет устроить свою жизнь, если захочет. Вопрос только в том, как мне тихо исчезнуть, пропасть с горизонта? У меня, наверное, много общего с Федором Протасовым[8]. Тот не мог вести «добропорядочную» жизнь, жизнь по канонам того времени; что бы он ни делал, всегда чувствовал одно и то же: «То – не то… этого – не надо… а вот такое и вообще стыдно». Или вот еще: «Быть предводителем, сидеть в банке – так стыдно, так стыдно… Служить, наживать деньги, увеличивать ту пакость, в которой живешь…». Сбросить прошлую жизнь, как герой Льва Николаевича, сбросить словно старое, обветшалое платье. «Смотри, обветшалое платье мы сбросим, а после другое наденем и носим». Много раз в жизни я уже делал это. Стирал прошлое. Как рекомендовал Кастанеда. Но как сделать это сейчас? Оставить на пляже одежду, в номере – паспорт и документы. Вроде – ушел купаться и не вернулся. Разве можно найти человека в огромном Красном море? «Мои» попереживают и смирятся, в конце концов… Но вообще-то, ерунда получается… Свинство, конечно, и довольно трусливо. Это какая-то не та роль… Для слабосильного, что ли? Нет, все-таки разные мы с Протасовым. Быть «живым трупом», это что значит? Быть опустившимся, опустошенным, изжившим себя, никчемным, никудышным… Не моя роль. Для меня это тоже непросто. Поступок… Отважный, наверное… Но я ведь всегда так поступал. А теперь? – не знаю, не уверен. Придется напрямую с Вероникой говорить – типа «расстаемся». Непростая задача получается, что я могу ей сказать? Духовные поиски, стереть прошлое… Как это объяснить? Не поверит. Не поймет и не поверит. Сказать, что потерял к ней интерес, как к женщине… Тоже неправдоподобно, с чего бы это? Супер, а не женщина. Никто и сорока не даст. На улице мужики норовят записку ей в руку сунуть, свидание назначить. Сказать, что встретил другую? В принципе, правдоподобно, почему бы и нет? Вон эта малышка-аниматорша из Испании… Почему из Испании – беленькая, ресницы, брови – светлые, пушистые, какая она испанка? За тридцать уже, далеко за тридцать, а все по отелям мотается, по странам и весям, непоседа какая… А ведь она выделяет меня из всех. Дина тоже выделяет. Но совсем не так. А эта испаночка – точно выделяет, не понимаю, зачем ей такой стариман сдался? Мою-то не проведешь, не возьмешь на фу-фу, она не смирится. Скажет: «Хватит сказки придумывать, сказитель… Опять крыша поехала. Ты что, думаешь, я тебя так просто отдам какой-то профурсетке? Да и нет у тебя никого…». И ведь от нее не спрячешься. Все равно найдет. Она скажет: «Значит так – слушай меня внимательно, Феля. Несешь, черт знает что, – седина в голову, бес – в ребро. Сегодня делай, что хочешь. А завтра-послезавтра я приеду, словом, как только рейс подходящий будет. Двое суток проведешь со мной в постели – сразу вся дурь из головы вон, быстро все станет на свои места… Ишь ты, другую он встретил…». Нет, с моей так быстро не разделаешься. Куда подевалось твое хваленое спокойствие, Феликс, твоя пресловутая мудрость, твоя прозорливость, твоя способность соединять прошлое и будущее? Почему так болит сердце? Почему вокруг такая тишина, совсем не та тишина… какая-то мертвая, что ли, почему внезапно замолкли неземные голоса? Зачем я все это затеваю? Господи, на Тебя одного уповаю, на правду и милость твою полагаюсь, под сенью Твоей сохрани от вреда, к тебе одному обращаюсь: не оставляй раба своего… Научи, подскажи, укрепи, мудрость в сердце пролей…

«Не горюй, Феликс, не рви душу, момент Х еще не настал, есть еще время все обдумать, найти верное решение, пусть в голове все уложится, утрясется, пусть сердце успокоится; а «доработать легенду» – разве в этом дело, что может быть проще? Зачем вообще нужна эта «легенда», не хватает мужества правду сказать?» – Феликс думал, размышлял, сам с собой разговаривал, а ноги тем временем уже выносили его на пыльные улицы старого города Эль Дахар.