– Ты думал, я чего-то от тебя жду? – спросила я. – Ты этого боялся – что я захочу услышать признание в любви или предложение руки и сердца? То есть это ты мне так – в своей грубой, трусливой манере – даешь понять, что не заинтересован? Ну, не стоит волноваться, Мэтт, потому что уж кто-кто, а я-то тебя насквозь вижу. Знаю, как ты быстро от всего устаешь, как бежишь от ответственности. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы ничего не ждать.
Кадык Мэтта дернулся – он нервно сглотнул. Пару секунд он молчал, но когда заговорил, голос его был тихим:
– Тебе пора.
С таким же успехом мог мне сразу бейсбольной битой по лицу треснуть.
Борясь со слезами, я взяла сумку, открыла дверь и вышла из машины. Заглянув в салон авто, я прокричала:
– Какой же ты козел, Мэтт. Понял? Раньше я не хотела в это верить, даже когда Питер говорил, что таким, как ты, доверять нельзя. Но теперь у меня просто нет выбора. Только я не позволю тебе уйти просто так. Знай же: ты разбил мне сердце. Я никогда ни о ком так не волновалась, как о тебе. Я думала, что мы оба все те же, но пора признать, что это не так. Потому что я не такая сволочь, как ты. Я никогда не вышвыриваю из своей жизни тех, кого люблю.
Я хлопнула дверью и отвернулась. И дала волю слезам. Помчалась по темной лужайке к корпусу общежития. Мне хотелось оглянуться и посмотреть, уехал ли Мэтт, но я не позволила себе этого сделать, хотя, к моему глубокому огорчению, где-то в глубине души я надеялась, что он догонит меня и извинится, будет умолять о прощении.
Если бы сейчас меня видел Питер, он бы велел мне перестать на что-то глупо надеяться – сказал бы, что мы с Мэттом никогда не будем друзьями, потому что ему нельзя доверять. И что лучше бы мне никогда с ним больше не видеться. Никогда.
Я остановилась и вытерла слезы. Не могла же я прийти в общежитие в таком жутком виде. Надо было выплакаться и отдышаться.
Где-то позади хлопнула дверца автомобиля.
Я обернулась.
По лужайке в моем направлении шел Мэтт. Широкими шагами.
Господи…
Сердце билось так часто, что в груди закололо. А сдавленные рыдания не давали дышать.
Мне вдруг захотелось убежать от Мэтта куда-нибудь подальше. И тут он оказался совсем рядом, прижал меня к стволу ближайшего дерева и, обхватив обеими руками, поцеловал.
Моя сумка упала на землю с глухим стуком. А руки сами обвились вокруг его шеи. Меня словно уносило в море. И решиться плыть против течения я не могла, потому что, несмотря ни на что, я по-прежнему хотела Мэтта с такой страстью, которая была сильнее здравого смысла.
Не знаю, как долго мы там простояли, целуясь в темноте, пока руки Мэтта исследовали мое тело, словно в последний раз – как будто оставалось всего несколько мгновений до конца света.
Наконец, Мэтт отстранился со словами:
– Прости меня.
Ошеломленная и вымотанная эмоционально, я подняла на него взгляд.
– Я не должен был приезжать, – сказал Мэтт. – Это было так эгоистично с моей стороны. Мне не надо было брать тебя с собой на яхту. Нужно было оставить все, как есть.
– Но почему? – запутавшись окончательно, спросила я.
Мэтт закрыл глаза и покачал головой.
Что-то не так. Я чувствовала это. Мы так много всего доверили друг другу за последние пару дней. Должна быть причина, почему он меня отталкивает вот так, и он точно не говорил мне о ней раньше.
– Ты что-то недоговариваешь, – произнесла я.
Мэтт поморщился, словно от физической боли.
– Расскажи мне, – сказала я, обхватив ладонями его лицо.
– Я болен, – признался наконец он. – Через пару недель мне предстоит операция. Если ее не сделать, то, по прогнозам врачей, я не дотяну даже до весны.
Я стояла и смотрела на него снизу вверх, не в состоянии пошевелиться.
– Операция? – спросила я дрогнувшим голосом.
– У меня опухоль мозга, – объяснил Мэтт. – Ее надо удалить.
Мне казалось, что меня вот-вот стошнит.
– Но опухоль операбельная? Они смогут тебя вылечить? – Слезы вновь подступили к моим глазам.
– Мне сказали, что шансы – пятьдесят на пятьдесят.
– Пятьдесят процентов, – повторила я удивленно, цепляясь за надежду, что операция пройдет успешно. Конечно, все будет хорошо. Иначе просто не может быть.
Мэтт отстранился, дав мне время и пространство, чтобы все переварить. Я отошла от дерева, сделав пару шагов, чтобы до конца осознать услышанное. И взглянула на темное, усеянное звездами небо.
– Когда ты узнал? – спросила я.
– Месяц назад. У меня были головные боли, и я обратился к врачу.
Я повернулась к Мэтту.
– И сейчас тоже?
– Да. Сейчас тоже.
Я хотела забрать прочь эту боль, но знала, что не могу. Я ничего не могла изменить.
– Твой отец знает?
– Да, но он предпочел не реагировать. С тех пор как я рассказал ему об этом, он даже не звонил ни разу.
Я с трудом сдержала гнев. Этот жуткий человек всегда издевался над Мэттом, а затем и вовсе прогнал его из Кэмдена, а теперь, когда его сыну больше всего на свете была нужна поддержка, просто бросил его.
– Не понимаю, – сказала я, – ты же его сын.
Мэтт просто пожал плечами.