Цукерман освобожденный

— Поэтому-то я и приехал в Нью-Йорк. Живу у него, наговариваю на магнитофон. Мне предложено только это. Он, как и магнаты издательского мира, не хочет читать то, что я написал. Хочет, чтобы я наговаривал на пленку, пока он не вернется. И чтобы никаких размышлений. Только истории. Ну, нищему выбирать не приходится.

На этой ноте можно и попрощаться.

— Но вы, — воскликнул Пеплер, увидев, что Цукерман встает, — съели только половинку сэндвича!

— Нет времени. — Он показал на часы. — Меня ждут. У меня встреча.

— Прошу прощения, мистер Цукерман. Вы уж меня извините.

— Удачи с мюзиклом. — Он пожал Пеплеру руку. — И во всем остальном удачи.

Пеплер не мог скрыть, что расстроен. Пеплер вообще ничего не мог скрыть. Или это способ скрыть все? С ходу и не решить, и вот — еще одна причина уйти.

— Огромное спасибо. — А затем, приниженно: — Слушайте, от высокого к низкому…

Что теперь?

— Вы не будете возражать, если я съем ваш огурчик?

Это что, шутка? Издевка?

— Никогда не могу удержаться, — объяснил он. — С детства у меня такая заморочка.

— Да ради бога, — сказал Цукерман, — не стесняйтесь.

— Вы правда не хотите…

— Нет-нет.

Он не сводил глаз и с недоеденной половинки сэндвича. И он не шутил. Был слишком сосредоточен.

— Ну, раз уж я начал… — сказал он с самоуничижительной улыбкой.

— Да конечно.

— Видите ли, у них в холодильнике нет еды. Я рассказываю в магнитофон все эти истории, и меня начинает мучить голод. Просыпаюсь посреди ночи, вспомнив, что забыл что-то наговорить, а есть нечего. — Он завернул половинку сэндвича в салфетку. — Все доставляют на заказ.

Но Цукерман уже отошел от столика. Оставил на кассе пятерку и двинулся дальше.

Пеплер нагнал его двумя кварталами западнее, когда Цукерман стоял у светофора на Лексингтон-авеню.

— Еще последнее…

— Послушайте…

— Не беспокойтесь, — сказал Пеплер, — я не стану просить вас прочитать мою книгу. Я хоть и псих, — это признание он подчеркнул, легонько стукнув Цукермана в грудь, — но не окончательный. Никто не просит Эйнштейна проверить банковские выписки.

Лесть на писателя не подействовала.

— Мистер Пеплер, что вам от меня нужно?

— Я просто хотел узнать, как по-вашему, такой проект подойдет продюсеру вроде Марти Пате? Потому что его-то он и заинтересовал. Я не стал бы упоминать имена, ну да ладно — это он и есть. Меня не столько деньги беспокоят. Я не дам обвести себя вокруг пальца — и одного раза хватит, но пока что черт с ними, с деньгами. Меня другое волнует — могу ли я рассчитывать, что он честно расскажет о моей жизни, о том, через что я проходил в этой стране всю свою жизнь.

Издевательство, предательство, унижение — Цукерман ясно видел, через что Пеплеру пришлось пройти, безо всяких «размышлений».

Цукерман высматривал такси.

— Ничего не могу сказать.

— Но вы же знаете Пате!

— Никогда о нем не слышал.

— Марти Пате. Бродвейский продюсер.

— Не знаю такого.

— Но… — Он походил на какое-то крупное животное, которому на бойне стукнули по голове, оглушили, но не до конца. Вот-вот начнется агония. — Но… он вас знает. Он с вами знаком — через мисс О’Ши. Вы все вместе были в Ирландии. На ее день рождения.

Светские хроникеры назначили кинозвезду Сезару О’Ши и писателя Натана Цукермана «парой». На самом деле Цукерман видел ее не на экране, а в жизни один раз: ужинал с ней у Шевицев дней десять назад.

— Да, кстати, как поживает мисс О’Ши? Мне бы хотелось, — сказал Пеплер, и взгляд его стал вдруг мечтательным, — сказать ей, хотелось бы, чтобы вы сказали ей это от меня, что она настоящая леди. Мнение человека из публики. На мой взгляд, она единственная настоящая леди в нынешнем кинематографе. И что бы кто ни говорил, мисс О’Ши им не запятнать. Я серьезно.

— Я ей передам.

Самый простой вариант. Чтобы не углубляться.

— Во вторник лег поздно — она была в ночном шоу. «Божественное предназначение». Еще одно невероятное совпадение. Посмотрел передачу, а потом встретил вас. Я смотрел ее с отцом Пате. Помните папашу Марти? По Ирландии? Мистера Перльмуттера?

— Смутно.

Пусть уж так, лишь бы унять его: слишком он перевозбудился.

Сигналы светофора успели смениться уже несколько раз. Цукерман пошел наконец по переходу, Пеплер — за ним.