Цукерман освобожденный

— Боб Лагуна. Его миллион я бы тратить не торопился.

— Но он существует?

— В некоторой степени.

— А Марти Пате? Это кто?

— Понятия не имею.

— Ты никогда не слышал о продюсере с Восточной Шестьдесят второй Марти Пате?

— Как в pâté de foie gras?[29] Пока не слышал. А почему ты спрашиваешь?

Нет, в это лучше не углубляться.

— А как насчет Гейл Гибралтар?

Андре рассмеялся:

— Похоже, ты уже пишешь продолжение. Похоже на плоды воображения Карновского.

— Нет, не Карновского. Видимо, нужен телохранитель. Для мамы. Что скажешь?

— Ну, если тебе это необходимо, чтобы считать ее в безопасности…

— Только безопасность ей это не обеспечит, да? Мне тошно представлять: вот она сидит напротив него, а он снимает пиджак перед обедом, и она видит его заплечную кобуру.

— Так, может, пока сдержишь себя, Натан? Подожди, позвонит этот тип снова или нет. Если он не позвонит насчет передачи денег, ну и бог с ним. Кто-то просто решил развлечься. А если позвонит…

— Тогда я сообщу в полицию, в ФБР, и что бы газеты ни писали…

— Вот именно.

— А если и когда все это окажется пшиком, она все равно была под защитой.

— А ты будешь знать, что поступил правильно.

— Только тогда все попадет в газеты. И какому-нибудь маньяку придет в голову светлая мысль все это провернуть самому.

— Ты что-то зациклился на маньяках.

— Но они живут себе. Живут куда лучше нашего. Они процветают. Этот мир принадлежит им, Андре. Почитал бы ты мою почту.

— Натан, ты все воспринимаешь слишком серьезно — начиная с почты и кончая собой. Возможно, начиная с себя и кончая почтой. Возможно, это-то похититель и пытается тебе сообщить.

— Делает это для моего развития, да? Ты так говоришь, будто это ты и есть.

— Я был бы рад сказать, что это я. Увы, у меня не хватило ума придумать такое.

— Жаль, что не хватило. Жаль, что хватило у того, кто звонит, а не у кого-то другого.

— Или не звонит.

Повесив трубку, Цукерман кинулся искать визитку шофера Сезары О’Ши. Надо спросить, не посоветует ли он вооруженного телохранителя в Майами. Надо самому лететь в Майами. Надо позвонить в Майами, в местное отделение ФБР. Надо прекратить есть в забегаловках. Надо обставить квартиру. Надо разобрать книги. Надо достать деньги из чулка и отдать Уоллесу, чтобы тот их куда-нибудь вложил. Надо забыть о Сезаре и завести новый роман. Сотни не таких уж психованных Джулий только о том и мечтают, чтобы отвезти его в Швейцарию и показать шоколадные фабрики. Надо перестать покупать жареную курицу в уличных киосках. Надо познакомиться с У Таном[30]. Надо перестать воспринимать всерьез всех этих телевизионных де токвилей. Надо перестать воспринимать всерьез телефонных психов. Надо перестать принимать всерьез адресованные ему письма. Надо перестать принимать всерьез себя. Надо перестать ездить на автобусах. И надо еще раз позвонить Андре и сказать, чтобы он, ради всего святого, не рассказывал Мэри о похитителе — иначе это все окажется в «Сюзи рассказывает»![31]

Но вместо этого он сел за стол и еще целый час записывал в тетрадь все, что сказал похититель. Несмотря на волнение, читая то, что он услышал прошлым вечером по телефону, он улыбался. И вспомнил историю о том, как однажды Флобер, выйдя из кабинета и увидев, как его кузина, молодая женщина, возится со своими детьми, грустно сказал: «Ils sont dans le vrai»[32]. Это и будет рабочее название, подумал Цукерман и в белом окошечке на обложке тетради написал: «Dans le Vrai». Для записей Цукерман использовал тетради в твердой обложке, с черно-белыми разводами под мрамор — нескольким поколениям американцев они до сих пор снятся в страшных снах как символ невыученных уроков. На внутренней стороне обложки, напротив разлинованной синим первой страницы, была таблица, туда ученику следовало записывать расписание на неделю. Цукерман там написал подзаголовок, печатными буквами, через прямоугольные графы для названия предмета, номера классной комнаты и фамилии учителя: «Или Как я на досуге не сумел справиться со славой и богатством».

— «Цу-на, цу-на», 1950 год.

Цукерман стоял на углу напротив похоронного бюро Кемпбелла и ждал, когда загорится зеленый. Название произнес кто-то за его спиной. Сам того не замечая, он насвистывал эту мелодию, и не только теперь, на улице, но и все утро. Одну и ту же песенку, снова и снова.

— Популярная израильская песня, английский текст Митчелла Пэриша, записано на «Декке» Гордоном Дженкинсом и «Вивере».

Эту информацию он получил от Алвина Пеплера. День был ясный и солнечный, но на Пеплере были все те же черный плащ и шляпа. Впрочем, этим утром к ним прибавились темные очки. Может, с прошлой встречи ему засветила в глаз какая-нибудь менее терпеливая знаменитость? Или он считает, что в темных очках сам будет выглядеть как знаменитость? Или у него новый заход; решил за слепого себя выдать? НЕЗРЯЧИЙ УЧАСТНИК ВИКТОРИН. ПОДАЙТЕ КТО МОЖЕТ.

— Доброе утро, — сказал Цукерман, отступив на шаг назад.

— Встали пораньше — ради великого события?

На реплику, поданную с усмешкой, Цукерман предпочел не отвечать.