ЦРУ и мир искусств

Новое подразделение Брейдена было создано для того, чтобы улучшить базу для таких институтов, как Конгресс за свободу культуры, руководство которого теперь несло ответственность перед Брейденом. Реальные цели Конгресса были уточнены. Он не должен быть центром агитации, но представлять плацдарм в Западной Европе для остановки дальнейшего распространения коммунистических идей. Он должен был участвовать в широкой и сплочённой кампании давления с тем, чтобы убедить интеллектуалов отмежеваться от коммунистических и дружеских им организаций. Нужно было поощрять интеллигенцию к разработке теорий и аргументов, которые были направлены не на массовую аудиторию, а на небольшую элиту групп влияния и на государственных деятелей, которые определяли политику. Это подразделение не являлось инструментом для сбора разведывательных данных, и агентов из других подразделений ЦРУ предупреждали не использовать его в качестве такового. Оно должно было обеспечить «независимую» поддержку целям американской внешней политики, которые состояли в создании единой Европы (посредством членства в НАТО и Европейском движении, причём последнее получало существенную финансовую помощь от ЦРУ), в которую вошла бы объединённая Германия. Оно выступало в качестве эмиссара достижений американской культуры и работало над искоренением негативных стереотипов, распространённых в Европе, особенно во Франции, о якобы культурной бедности Америки. Также оно отвечало на негативную критику других аспектов американской демократии, в том числе ситуацию с гражданскими правами.

Люди, выбранные организационным комитетом для того, чтобы вдохнуть жизнь в заново укреплённый Конгресс, в обязательном порядке проходили проверку службой безопасности, как и те, кто был тесно связан с контролирующим аппаратом, а также все будущие сотрудники Конгресса. Представителями ЦРУ были Майкл Джоссельсон и Лоуренс де Новилль. Их потребности обслуживались специально выделенным чиновником, который в течение трёх лет поддерживал связь с равным ему по рангу коллегой в Вашингтоне, в свою очередь, отчитывавшимся перед главой отдела ОМО. Начальник Третьего отдела следил за Конгрессом. Он подчинялся заместителю начальника отдела ОМО и начальнику отдела (Брейдену). По мере роста Конгресса назначались дополнительные сотрудники Управления для того, чтобы следить за его финансами и деятельностью. То, что Кёстлер первоначально задумывал как «маленькую, скромную операцию в стиле Вилли Мюнценберга» с «небольшим количеством денег, крошечным персоналом и отсутствием Коминформа за нашими спинами» [210], теперь стало ресурсом одного из самых быстрорастущих подразделений ЦРУ [211].

Верный своим методам Брейден решил вести операцию QKOPERA за рамками дозволенного и с этой целью попросил Новилля ничего не говорить о своей деятельности Роберту Тэйеру (Robert Thayer), человеку Уизнера, управлявшему французским подразделением. Минуя Брейдена, Аллен Даллес дал указание Новиллю «держаться рядом с Ирвингом Брауном и выяснять, что тот делает»; Новилль вскоре доложил Даллесу, что это «было почти невозможно, посколько он работал так, как будто это была его личная операция, и никогда не говорил, что он делал» [212]. Неудивительно, что Даллес, Уизнер и Брейден так никогда и не приобрели репутацию хороших управляющих.

Джоссельсон и Новилль быстро организовали подразделение в Париже и разобрались с «хозяйством», как называли в Управлении внутреннюю структуру, общую для любой деятельности на передовой линии. Пока они занимались оборудованием помещений, Набоков прибыл из Нью-Йорка для того, чтобы занять свой пост генерального секретаря, разместившись с Патрисией Блейк в небольшой квартире на улице д'Ассас, с видом на Люксембургский сад. «В Западном мире не существовало современных прецедентов и моделей, - писал он об организации, которую теперь представлял. - Никто раньше не пытался мобилизовать интеллектуалов и деятелей искусства в масштабе всего мира для целей борьбы в идеологической войне против угнетателей умов и для защиты того, что называли избитым термином «наше культурное наследие». Такой вид идеологической войны до сих пор был уделом сталинистов и нацистов... Вести рациональную, холодную как лёд и решительную интеллектуальную войну против сталинизма, не попадая в манихейскую ловушку фальшивой правды, представлялось существенным для меня, особенно в то время, когда в Америке эта идеологическая война становилась сценически истеричной и крестоносно параноидальной» [213].