Американские «рыцари холодной войны» в сфере культуры столкнулись с опасным противоречием: там, где призрак нацизма появлялся вновь, они энергично вели кампанию по разделению искусства и политики, но имея дело с коммунизмом, они не желали осуществлять такое разделение. Эта вопиющая нелогичность впервые проявилась ещё в конце 1940-х годов во время «денацификации» Германии. В то время как Фуртвенглер был награждён громкими концертами вместе с Иегуди Менухиным, Бертольд Брехт высмеивался Мелвином Ласки в журнале «Монат» [519]. Все предписания Конгресса в холодной войне в сфере культуры заключались в том, что писатели и художники должны были вести идеологическую борьбу. «Вы говорите о ведущих писателях, музыкантах и художниках - тех, кто был готов вступить в борьбу за то, что Камю называл литературной «завязкой», тех, кто был предан идее не только писать, но писать, выражая определённую систему ценностей. И мы были за это, и мы поддерживали это» [520], - объяснял Ли Уильямс из ЦРУ. То, что эти «рыцари холодной войны» в культуре могли так легко «развязаться», когда это им было на руку, вызывало, по меньшей мере, тревогу.
Похожим доверием, однако, не пользовались сочувствующие попутчики и нейтралисты, которых Американский комитет, по сути, оставлял на произвол судьбы. Никто не мог серьёзно утверждать, по крайней мере, в середине 1950-х годов, что коммунизм, вероятно, является главным врагом культурной свободы в Соединенных Штатах. Но профессиональные антикоммунисты, как и все профессионалы, хотели защитить и даже расширить свой рынок. Большая часть организованных антикоммунистических групп лоббирования и давления в Америке в 1950-х годах - общепризнанного времени падения «пятой колонны» - получила беспрецедентное распространение. В это время не было никакой реальной коммунистической угрозы в Америке. Перефразируя изречение Черчилля, антикоммунисты на самом деле были «прикованы к мёртвому телу».
«Медленно, но верно коллеги сплотятся вокруг одного, - точно предсказал Джеймс Т. Фаррелл в 1942 году. - Я доверяю своим коллегам это сделать. У меня есть большая уверенность в их способностях стать моими полицейскими и опекунами моей души. Моя вера в их возможности, к моему стыду, является непобедимой - вы не можете пошатнуть этот догмат моей веры. Все они маленькие ангелы-хранители души Америки» [521]. Сейчас же жёсткая линия Комитета заработала ему сомнительную репутацию как «отряду истины». Комитет, казалось, потерял всякое чувство меры и находился далеко от заявленной цели, которая заключалась в укреплении социальных и политических условий для культурного творчества и свободного интеллектуального роста. Шлезингер писал о своём чувстве отвращения к «элементам мстительности в изматывании сочувствующих попутчиков, как будто мы в 1950-х годах устраивали реванши старых, смертельных сражений 1930-1940-х годов... теперь у нас есть дела поважнее, чем погашение старых счетов. Комитет, занимающийся вопросами культурной свободы, вряд ли может ошибаться и грешить великодушием» [522]. Коллега Соломона Штейна из Корнельского университета писал в том же духе: «Сол, мой мальчик, что тебе нужно, так это дуновение свежего воздуха из северной части штата Нью-Йорк, Канзаса, Сиэтла или любого другого места, но не центра Манхэттена. Неужели вы так уверены, что все эти страстные литературные бои конца 1930-х годов и сражения сегодня на самом деле являются чем-то важным в истории Соединенных Штатов?» [523].
И это было главное. Американская интеллектуальная история не раз колебалась за последние два десятилетия (левые потрошили правых, и наоборот), и существование людей, разрывающих друг друга таким образом на части, было по меньшей мере безнравственным. Раздробленные в дрязгах академических вотчин, обе фракции упустили одну важную истину: абсолютизм в политике, будь то в форме маккартизма, либерального антикоммунизма или сталинизма, заключался не в противостоянии левых или правых. Абсолютизм не давал истории возможности поведать правду. «Всё это настолько прогнило, что я даже не знаю, — говорил Джейсон Эпштейн в бескомпромиссном тоне. - Когда эти люди говорят о противостоянии с интеллигенцией, то, что они делают, — это создание ложных и искажённых систем ценностей для поддержания идеологии, которой они привержены в данное время. Единственное, чему они преданы, — это власть и продвижение царистской, сталинистской стратегии в американской политике. Они настолько коррумпированы, что, вероятно, даже не осознают этого. Они - это маленькие лживые аппаратчики. Люди, которые ни во что не верят, которые только