Цой жив еще (СИ)

Малая, проворковав очередной набор несвязных звуков, опустилась к панцирю и погрузила внутрь бурдюк, захлебнувшийся бульканьем. Мать пояснила, что мешок все еще принадлежит Аненоананауи-кеп-пат-та-Сибат, и она заберет вещицу обратно по возвращению человека. Он вспомнил про шар, оставленный Анне, который также ждал его появления и взгрустнул от мысли, что остались незаконченные дела.

Вручив искателю наполненный бурдюк, Малая скрыла руку в складках плаща и вынула мешочек, ослабила узелок и высыпала в пригоршню горошины, а затем, хихикая и похрюкивая, бегала вокруг, щедро осыпая ими Цоя. Видимо решила, что он выглядит слишком серьезно.

Когда приготовления завершились, бледнолицые расступились, образовав коридор из живых тел, ведущий к выходу. Они поворачивали головы искателю вслед, и в мелькавших зеленым глазах читалось уважение, которого он не разобрал. Его одернули у самого прохода, плотно затянутого эластичным материалом - это Малая тянула за ранец. Девочка глядела на человека снизу-вверх, как обычно смотрят на высокую скалу, вершину которой никогда не удастся покорить, пусть она и была первой, кому удалось забраться на шею и даже больше - оттарабанить по макушке веселую дробь. Сжимала в ручонках свой инструмент, готовая последовать за ним и дальше. Цой склонился к ее миловидному, но крайне воинственному личику.

- Нет, Малая, мне проще одному. Всегда было.

Сказанное совершенно не убедило ребенка и решительный взгляд, готовый прорваться сквозь пелену наружу, стал только тверже.

- Объясни ей, - искатель обратился к Матери.

Не могу. Ее решение, я не указываю. Только направляю.

- Ладно, тогда скажи так... - лицо человека посерьезнело и нахмурилось. - Я оживу, если умру, а ты нет, - повторил слова директора, решив, что помогут.

Малая принюхалась и сильнее сжала инструмент - авторитет и красноречие директора оказались бессильными.

Процесс непозволительно затянулся и искатель прибег к тому единственному, что, как он считал, способно заставить девочку остаться. Тогда Цой не задумался, было ли это очередным обещанием, выполнить которое может и не удастся, но рисковать ее жизнью так, как рискует своей, он не имел совершенно никакого желания и, тем более, права.

- Давай так, - вдохнув, сказал он. - Ты жди здесь, а когда вернусь, - вытянул бурдюк, - заберешь обратно, и я покажу тебе башни, которые построили твои предки. Гм. То, что от них осталось, - добавил он, вспоминая разбитый мир, построенный Каторгой.

Когда Мать донесла все сказанное до понимания девочки, юная леди широко улыбнулась, плюнула в ладонь и с мокрым шлепком размазала содержимое по лбу искателя. Он было состряпал кислую мину, но размяк, когда девочка двумя пальцами перенесла поцелуй туда же, как бы благословляя, а затем обвила его шею - крепко, крепко, - до хруста позвонков. Он даже коротко выдохнул сжатый, будто в тиски; и откуда только в таких тоненьких ручонках столько силы?

Малая подтянула подол прохода, и искатель выбрался наружу, оставив позади прохладу убежища бледнолицых. Духота ударила в лицо, а Зима и не думала отступать. Густой туман заполонил собой тоннели, но это нисколько не мешало. Цой был слеп и зряч одновременно; втянул в себя воздух и, ведомый запахами, двинулся к логову вакхра.

Машинально довернул кольцо инструмента, превратив его в хлыст, и перемахнул через провал на другую сторону. Столбики, утыканные по краям тоннеля, обретали человеческий лик и поворачивались вслед за ним. Тела умерших вырисовывались из стен и тянулись к живому. Баундот держал во власти восприятие и искажал его. Интересно, сколько все продлится, гадал Цой, не сбавляя шагу и отбрасывая из мыслей иллюзорные образы.

Спустя какое-то время остановился и замер - как велела Мать, - а когда эхо шорохов, щекочущее нутро стихло, отправился дальше. После крошева восприятие человека изменилось: не сильно, но достаточно для понимания Обелиска на рефлекторном уровне. Цой был сродни пауку, чьей раскинутой сетью стали сами бесконечные тоннели. Он улавливал малейшие колебания. Обелиск кипел привычной жизнью и Цой ощущал нити ее энергии: чуял хищников и жертв, их клыки и когти, шерсть и мех, чешую и перья. Он не видел за непроглядным туманом, но точно знал, что в сотне метрах дальше по тоннелю стая теневолков загнала и свирепо рыча, загрызала насмерть нечто, чего он не встречал прежде. В голове возник странный неуклюжий образ, почти бесформенный, совсем как лепехи, оставляемые коровами Мяснинска, будто рожденный с единственной целью - стать пищей. Искатель выжидал и одновременно учился лучшему пониманию сети, в которой стал центром. В очередной раз убедился, как обманчиво первое впечатление: то, что с таким рвением закидывали в пасть теневолки, огрызаясь друг на друга и не желая делиться, вскоре сыграло злую шутку.