Цой жив еще (СИ)

Неподалеку, на возвышенности, разглядел отблески пульсирующего света и гротескные тени, отплясывающие на сводах. Неспешно поднимался, не выпуская клинка и пряча за собой когтистую руку. Линий света становилось все больше. Только выглянул и увидел ее: пепельноволосая уже стояла, направив взор ярко-голубых глаз точно туда, откуда появился искатель. Учуяла его.

Он как бы безвольно выпустил Олю из рук, и все вокруг померкло - не осталось ничего кроме них: светлокожая девушка безмолвно улыбалась ему, приоткрыв рот. Дразнила пунцовыми губами. Пленила грацией движений, подходя обманчиво медленной, гипнотизирующей походкой. Соски выпирали на взмокшей рубахе - единственная одежда, скрывавшая непорочной белизной прелестное тело, - очередной соблазн, перед которым почти невозможно устоять. С каждым шагом рубашонка все больше оголяла босые ноги. Цой чувствовал, как она взывала к нему, и не спешил шевелиться.

Пепельноволосая подошла почти вплотную; он не ощутил дыхания за волосами, скрывающими лицо, смог различить только глаза и губы на бледной коже - единственное, что сохранилось в памяти. Он помнил, каково это, тонуть в них, помнил сладость мягких губ и только.

Противиться ей, ее зову стоило немалых усилий; мазь стекала по нему, будто таяв от ее красоты. Рано. Пепельноволосая коснулась его ноготком, провела им вверх по руке. Ее след расплывался по предплечью, а затем и по всему телу приятной дрожью. Прислонилась со спины; он закрыл глаза, ощутив твердые соски. Дразнила, давая понять, сколько удовольствия может доставить, прежде чем... Еще нет. Легко касаясь, провела линию по плечам и вновь оказалась перед искателем, пряча лицо в переплетении серебряных нитей волос, готовая влиться в него всем своим естеством, а когда с губ сорвался блаженный стон, он пронзил ее насквозь когтистой рукой. Белая рубаха липла к телу и чернела на глазах. Цой ощутил, как ослабли волокна, обвившие руку, и как перестало биться сердце в ладони. Разжал кисть, и оно плюхнулось куда-то в темноту.

Опуская тело к земле, спрашивал себя, кем она была: мучился вопросом с момента их первой встречи у скалистых берегов Черни и не нашел ответа даже пленив ту, что пыталась высушить Лиса. Именно ее заточил в своем убежище за толстым стеклом с крохотными отверстиями, через которые наебаба пускала токсин, позволявший перевоплощаться в пепельноволосую. Из раза в раз пытался вспомнить девушку, но не мог. Подкармливал тварь собой, просовывая руку по локоть в небольшой паз; вряд ли он предназначался для этого. Так и проходили их встречи: во мраке и тишине. За шесть лет пепельноволосая не проронила ни слова, как не проронила и та, чье тело успело отяжелеть в руках искателя. Не знал, почему молчат. Голос - первое, что забываешь в человеке, вспомнил слова Анны. Цой позабыл пепельноволосую, но не полностью. Такую не просто выкинуть из головы, признался искатель, не вынимая руки из хрупкого тела. Пепельноволосая въелась в сознание, разжигая интерес молчанием.

Токсин слабел и Цой наблюдал, как пепельноволосая вместе с жизненными силами теряла волшебную красоту, обретая истинный облик наебабы: голубые глаза поблекли, став отверстиями в бездонную пустоту, нити волос разбухли и превратились в толстые маслянистые пакли, а губы распылись в выступавшие акульи челюсти полные острых клыков, похожих на лес железных игл. Бледная кожа потемнела, оттенив бесчисленные поры, высвобождавшие яд.

Он вспорол наебабье брюхо, оторвал голову и вымочил в ее же внутренностях; волосы впитали кровь и утробную жидкость. Искатель вымазал ими стены, натерся сам. Запах умерших сородичей отпугивал наебаб не хуже мочи, а впереди ждало много. Знал это по усиливающемуся цокоту, по воплям, бродившим в узких коридорах. Осторожно выглянул, забравшись туда, где ждала наебаба, а внизу, как в котле, десятки их, варились единой массой в неведомом ритуальном обряде, вскидывая кверху тощие культи, зиявшие спорами.

Цой ощутил их присутствие и запах, проникавший под кожу; он взывал к мужскому началу, но Цой не поддался - его ум не обманешь, хотя какие-то уже чудились той самой пепельноволосой. Здесь, в замкнутом пространстве их зловония намного сильнее, чем в необъятных просторах Каторги.

Из центра котла раздался натужный крик. Глаза искателя чуть не вылезли из орбит, когда долговязые тела наебаб расступились, открыв взору рожавшую женщину. Лежала на пузыре, источавшим свечение вместе со змеящимися по полу корнями. Вся взмокла, лицо с выжженным отпечатком пятерни на лбу, сморщилось, как переспелый плод шиповника. Кожа лоснилась в прожилках света, расползавшихся по котловану. Сильно зажмурилась и испустила надрывный всхлип.