Цивилизация Древней Греции

Чужестранцы (но не варвары) могли участвовать в мистериях наравне с афинянами. Во всяком случае, национальный характер культа не терялся: наипервейшей обязанностью верховного правителя, архонта-эпонима, была организация праздника Элевсинских мистерий, как говорит Аристотель в «Конституции Афин» (57). Афинский полис также заботился о предоставлении средств, необходимых для службы Двум Богиням: одна из надписей сохранила текст декрета, изданного приблизительно во время принятия Никиева мира (421). Этим декретом народ решал посвятить Деметре и Коре первый урожай зерна в соотношении 1:600 для ячменя, 1:1200 для пшеницы. Союзные полисы должны были помочь Афинам, и другие греческие государства были приглашены присоединиться к этому благому делу. Доход от этого первого урожая покрывал расходы святилища на религиозные нужды. Нельзя сказать, что инициатива привлечения ряда греческих полисов к специфическому аттическому культу имела серьезный успех. Однако индивидуальное участие иноземцев практиковалось веками, и, судя по соблюдению тайны, оно было глубоким и искренним.

*

За исключением Великих Игр, о которых мы уже говорили, единственными культами, собиравшими широкую аудиторию в греческом мире, были культы божеств, обладавших даром предвидения, а к концу классической эпохи еще и способностью исцелять. Желание знать будущее и восстановить здоровье было настолько естественным для человека, что заставляло греков в некоторых исключиетльных случаях преодолевать традиционный партикуляризм, свойственный полисам. Огромное количество оракулов и доверие к их предсказаниям с точки зрения нашего рационалистического мира (или пытающегося таким казаться!) выглядит удивительным. Тем не менее бесспорно, что греки, так легко впадавшие в скепсис и углублявшиеся в размышления, зачастую прибегали к консультациям оракула как в общественных делах, так и в личных интересах. Историки, даже стремившиеся выстроить логику событий, как Фукидид, обязательно отмечали предсказания и то влияние, которое они оказывали на поступки людей. Что же касается Геродота, более внимательного к традиционным верованиям, нежели Фукидид, он упоминает восемнадцать святилищ с оракулами и девяносто шесть обращений, из которых пятьдесят три были совершены в Дельфах. Его произведение бесценно для тех, кто изучает этот аспект греческой религиозной мысли. Более молодые историки — Ксенофонт, Диодор Сицилийский, Плутарх и, конечно же, наш замечательный Павсаний — также дают нам много информации. Наконец, с конца V века ответы оракулов сохраняются в надписях. Вот, например, одна из наиболее ранних, найденная в Трезене и относящаяся к культу Асклепия: «Евфимид посвятил (это приношение), желая узнать, на каких условиях должно обращаться к богу после ритуальных омовений. (Ответ:) После того, как принесешь жертву Гераклу и Гелиосу и увидишь благоприятную птицу».

В этом обращении упоминается гадание по птицам. Предсказание и гадание действительно были тесно связаны друг с другом, и греки практиковали и то и другое. К гаданию, или науке о приметах, прибегали постоянно. Священный закон Эфеса, датируемый второй половиной VI века, дает указания, к несчастью, фрагментарные, на правила, позволяющие толковать полет птиц: не только направление, но и характер полета (прямой или зигзагообразный, со взмахами крыльев или без) мог изменить смысл предсказания. Уже в гомеровских произведениях прорицатели Калхас у греков и Гелен у троянцев считались весьма искусными в этом мастерстве. Этот вид гадания был настолько популярным, что слово птица, ornis, стало обозначать предзнаменование: Аристофан обыгрывает эту двусмысленность в одном из пассажей своей комедии «Птицы» (стихи 719–721).