Цивилизация

«Но для чего же в монастырях, перед взорами читающих братьев, эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле – много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы – голова четвероногого. Здесь зверь – спереди конь, а сзади – половина козла, там – рогатое животное являет с тыла вид коня. Столь велика, в конце концов, столь удивительна повсюду пестрота самых различных образов, что люди предпочтут читать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь, а не размышлять о Законе Божьем, поучаясь»[20].

Последнее предложение убеждает нас в том, что Бернард отлично сознавал силу искусства. К слову сказать, монастыри, возведенные под влиянием его идей – в так называемом цистерцианском стиле, – в большей мере, нежели любые другие постройки того времени, соответствуют сегодняшним архитектурным эталонам. Судьба их печальна: за редким исключением, они были заброшены и обратились в руины просто потому, что строились (в полном соответствии с доктриной святого Бернарда) вдали от городов с их суетностью и соблазнами; и если городские монастыри после Французской революции преобразовывались в местные церкви, в цистерцианских обителях, как правило, прекращалась всякая жизнь, и они постепенно разрушались. Лишь немногие из них, где сохранилась монашеская община, дошли до наших дней, и сегодня, глядя на древние стены, внутри которых все еще действует монастырский устав, невольно думаешь, как много мы потеряли, превратив церкви в музеи.

Разделительный столб портала церкви в Суйаке. 1120–1135. Копия (отливка); справа: деталь

Монашеская жизнь устремлена к идеалу вечности, и это важная составляющая цивилизации. Но за великим рывком XII века стоит не созерцательность (которая возможна во все времена), а деятельность – энергия, натиск, неудержимая тяга к движению, как физическому, так и интеллектуальному. В физическом отношении это реализовалось в паломничествах и Крестовых походах. Мне кажется, то и другое принадлежит к тем специфическим чертам Средневековья, которые нам труднее всего понять. Бесполезно притворяться, будто это нечто вроде круиза или заграничного путешествия. Во-первых, такие «круизы» занимали намного больше времени – два-три года. Во-вторых, они были сопряжены с лишениями и риском. Несмотря на попытки облегчить участь пилигримов (монахи Клюнийского аббатства устраивали странноприимные дома на главных паломнических дорогах), престарелые аббаты и немолодые вдовы часто умирали, не дойдя до Иерусалима.