Я ж чего эту Клеопатру Не Ту только сегодня и увидал, хоть и кантуется она тут уже с неделю? Алиби у нас с семейством, в Лакобриге мы осенние каникулы детей проводили, только вчера и вернулись. Велия и Софониба с детьми отдыхали, а я — ну, не то, чтоб перетрудился, но между отдыхом и делом иногда занимался — налаживал обжиг цинковой обманки для её перегонки не в окись, а в сульфат. Тот гигантский самогонный аппарат, в котором современная промышленность нашего прежнего мира цинк из окиси получала, нам не по зубам, а он, сволочь, восстановившись углём, сразу же испаряется, так что не подходит нам его угольное восстановление из окиси, а подходит электролиз его сульфата, который я и буду теперь в Лакобриге нарабатывать, да в азорский Нетонис на тот электролиз и в дальнейшую работу отправлять — ага, вместе с тем оборудованием, что тоже в Лакобриге делается. Ведь цинк в товарных количествах — это латунь, а латунь — это не только листовой прокат, это ещё и прессование, и штамповка. Массовое производство, короче, тех ништяков, которые только в массовом виде и делают погоду. Хотя бы тех же самых унитарных патронов к огнестрелу, например, без которых немыслимы ни быстро перезаряжающийся револьвер, ни скорострельная винтовка, ни пулемёт.
И из латуни-то нормальной вменяемую патронную гильзу в один присест хрен отштампуешь, там куча промежуточных операций, и об отжигах между ними для снятия напряжений в металле тоже забывать не след, и наемся я ещё с этим говна, пока оснастку с оборудованием отлажу, но с латунью это уж всяко полегче будет, чем со сталью, а нам, хвала богам, не сотни миллионов патронов нужны, а сотни тысяч. Не современный мир, чай, в котором среднестатистический боец-призывник приходит в ужас от одной только мысли о том, что сейчас человека убить придётся, из чего и растут ноги, как мне сильно мнится, у той сотни тысяч выстрелов, что приходится по статистике на одного убитого ими в современных войнах. Античный боец живёт в другом мире и воспитан иначе, а для того, кто меч в брюхо противнику всадит без особых душевных терзаний, всадить в него же пулю — дайте ему ту пулю, дайте ружжо, научите стрелять и не путайтесь после этого у него под ногами, а просто покажите ему, в чьей тушке дырку сделать надо. Есть, конечно, и такие, как эти ураниенутые, но мизер, хвала богам, основной же массе не нужно очень уж долго разжёвывать, чем обезьяна в человеческом обличье отличается от нормального человека, и какая философия для неё наиболее проста и доходчива — правильно, "у нас есть пулемёты, которых у вас нет"…
7. Зима
— Царёныш, мать твою за ногу, ты охренел, что ли?!
— Ууууу! Мыылять! Ты, обезьяна, я тебе в твою бестолковку случайно попал, а ты мне — нарочно! Получи-ка!
— Ууууу! Урод ты, млять, хоть и "блистательный"!
— Так, ну вы тут ещё, млять, подеритесь! Куда?! На! Кайсар, оттаскивай на хрен вот этого бабуина, млять, а ты, Мато — вот эту макаку! Мелкий, тебя-то куда, млять, несёт! Тут снежок в башку словить — как два пальца обоссать! Так, теперь успокоились, млять! Договаривались в башку не метить или не договаривались?
— Так я и не метил, а он пригнулся, ну и словил!
— Ну так мог бы и извиниться — не стёрся бы от этого!
Голоса у детворы звонкие и разносятся далеко, а царский дворец не так уж и велик, так что слышно всё прекрасно и со двора, где они в снежки играют.
— Мне кажется, Максим, что твой сын научил моего не самым лучшим словам вашего языка, — заметил Миликон-старший, ухмыляясь.
— Так и есть, великий, — не стал я отрицать очевидное, — Но ведь и игра у ребят — военная, а на войне разве до хороших манер?
— Да и не на турдетанском же языке они сквернословят, в конце-то концов, — поддержал меня и Фабриций, спиногрыз которого там тоже отметился вместе с моим и миликоновским, — А плотный снежный комок, да ещё и пращой — это больно.
— Ну, если так, то на войне — как на войне, — заключил наш венценосец, смеясь вместе с нами, — Ну а что у нас там с кварталами инсул? Отчего люди мёрзнут?
— Эту ночь уже будут спать в тепле — должно к вечеру разогреться, — ответил я, — Народ тоже таков, что иногда сам себе враг — многие так и не поняли или забыли, что эти дома МОЖНО отапливать, а из тех, кто и знал — кто побогаче, у тех бронзовые жаровни есть, а кто победнее, слишком уж привыкли терпеть и не жаловаться. Пожаловались бы сразу — давно бы уже разобрались и всё бы уладили, а им сперва не хотелось больших людей "по пустякам" беспокоить, а потом перед Олоником стушевались, когда он даже слушать их не захотел. Вот так и терпели все три дня, пока дети болеть не начали, и моя только случайно сегодня утром на рынке услыхала…
— Так а что, дома разве не отапливали?