Отсутствие фамилии Цицианова на планах осады Дербента объясняется тем, что он прибыл в Закавказье только в начале октября 1796 года с пополнением в составе егерского батальона, двух полков кавалерии и артиллерийской батареи. Это усиление позволило приступить ко второму этапу похода — движению в сторону Грузии по долине реки Куры для занятия Гянджинского ханства. 13 декабря 1796 года отряд под командованием генерала Римскогокорсакова подошел к Гяндже. Правитель города Джават-хан без сопротивления открыл ворота и впустил русский гарнизон. Появление здесь русских гарнизонов означало мощное военное и психологическое давление на соседние Шушинское и Эриванское ханства. Поскольку долина Куры была главной дорогой для персидских полчищ, двигавшихся на Тифлис, контроль над Гянджой гарантировал безопасность Грузии от нового вторжения Ага-Магомет-хана. Тем самым Ираклий II лишался оснований для обращения за помощью к туркам. П.Д. Цицианов был назначен на пост коменданта Баку. Здесь ему удалось в полную силу проявить свои организационные способности. Цицианов не сумел отличиться в боях во время Персидского похода 1796 года, но сумел спасти сотни солдатских жизней тем, что решительно выступил за немедленное оставление острова Сары недалеко от Баку. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить…» — эти знаменитые строки песни, написанной Л. Толстым по поводу незадачливых штабных офицеров, как нельзя лучше подходят к ситуации с устройством опорного пункта на побережье Каспийского моря. На карте остров Сары выглядел идеально — удобные стоянки для кораблей, небольшое расстояние до азербайджанского берега позволяли создать базу, где провиант и прочие запасы, привозимые из Астрахани, могли бы храниться в полной безопасности от налетов неприятельской конницы. Однако остров оказался гибельным местом. Летом многочисленные озерки, образующиеся из-за высокого уровня грунтовых вод, загнивали, распространяя вокруг нестерпимое зловоние. В тамошних колодцах вода также была отвратительного качества, и ее приходилось возить в бочках с берега, с трудом соблюдая гигиенические требования. Эпидемии не заставили себя ждать. Похоронные дроги не успевали вывозить умерших солдат и казаков. Смерть не обходила и командиров: от желудочных болезней скончались контр-адмирал Н.С. Федоров, бригадир граф Апраксин, начальствовавший над черноморскими казаками полковник Головатов. Санитарные потери выглядели чрезмерными даже на фоне того, сколько человек обычно хоронили в этих местах. Цицианов, которого Зубов отправил для изучения вопроса, приказал всем войскам немедленно эвакуироваться на полуостров Ленкорань[149].
Возвращение Гянджинского и Эриванского ханств под скипетр Ираклия II после установления контроля над прикаспийскими областями становилось делом вполне возможным. Но в тот момент скипетр этот представлял собой нечто совершенно символическое, поскольку почти устранившийся от дел царь раздал страну в управление членам своей фамилии, которые почти открыто враждовали друг с другом. Присоединение еще двух территорий означало появление еще двух уделов с новыми внутриполитическими осложнениями.
Осенью 1796 года владетели Дагестана и Азербайджана пытались найти оптимальный политический курс, в основе которого лежал страх как перед пришедшими русскими, так и перед персами, грозившими наказанием за сотрудничество с гяурами. Кроме того, на позицию ханов влияли их желание использовать момент для решения своих политических проблем (захвата спорных территорий, мести за прежние обиды), а также стремление добиться большей независимости как от шаха, так и от царя. В результате в ход пошли разного рода уловки, восточные хитрости и витиеватое красноречие, усыплявшее внимание русского командования. Правители Шемахинского и Шекинского ханств, заявлявшие о своем подчинении России, уклонялись от личных свиданий с П. Зубовым и не оказывали реальной поддержки его корпусу. Ибрагим-хан, правитель Шушинского ханства, мечтал с помощью русских штыков овладеть соседним Гянджинским ханством, где правил Джават-хан, боявшийся не только Ибрагим-хана, но и царя Ираклия, который также претендовал на его земли. Эриванский Мамат-хан склонялся на сторону России потому, что только русские могли изгнать турецкий гарнизон из его столицы и восстановить его полноправное правление. Откровенно враждебную позицию занимали правители Кубинского и Казикумыкского ханств. Наиболее же надежными выглядели талышинский, бакинский и дербентский ханы, владетели Кара-кайтага и Табасарани, а также шамхал Тарковский. Аварский Омар-хан дал слово вступить в российское подданство, но от подписания присяги, с которой к нему отправилась специальная миссия, отказывался под разными предлогами. Сам царь Ираклий II, не получив из России ни денег (он просил у Екатерины II миллион рублей), ни значительных воинских контингентов, завязал переписку с турецким правительством на предмет покровительства со стороны Стамбула.