Цицианов

Местная знать сохраняла значительное влияние на соотечественников, и ее привязанность к короне присягой, карьерой, жалованьем и дополнительным авторитетом, который приобретал каждый обладатель мундира, была очень значима для сохранения спокойствия. Не меньшее, а во многих регионах и большее значение имело то обстоятельство, что социальная иерархия являлась производной от традиционной военной организации, и пожалование офицерских чинов, прохождение службы в милиции, казачьих или даже в регулярных войсках означало усиление контроля за жизнью тех обществ, лояльность которых вызывала опасения. В начале XX века надежными слугами престола на Кавказе считались те представители грузинской элиты, которые служили в армии — «разные отставные капитаны, прапорщики милиции со знаком военного ордена в петлице…»[63]. Это не было поколеблено даже тем, что в течение предшествовавшего, XIX столетия было немало примеров того, как лица, заслужившие чины и ордена, оказывались в рядах борцов с правительством. Так, подстрекателями беспорядков в 1829 году в Грузии в связи со слухами о введении там рекрутчины были офицеры русской службы, некие подполковник Аслан, капитан Луарсаб, поручик лейб-гвардии Казачьего полка Мамука, прапорщик Кайхосро, прапорщик Д. Цицианов, майор Н. Тарханов[64]. Правительство четко делило жителей Кавказа по принципу «надежности». Грузины и армяне даже при «сомнительных» документах об их принадлежности к дворянству мргли поступать в полки юнкерами и выслуживать за несколько месяцев обер-офицерский чин подобно тому, как это делали их русские собратья по сословию. Для мусульман, и особенно для горцев, дорога к чину прапорщика была гораздо более трудной. Впрочем, офицерская среда отличалась не только этнической, но и религиозной толерантностью. Отчасти это объяснялось тем, что корпоративная культура офицерского корпуса ставила боевое и полковое товарищество выше всех других установок, отчасти — отсутствием особой религиозности в командном составе. Стойким предрассудком в офицерской среде был антисемитизм, но за полным отсутствием иудеев в офицерском корпусе он не влиял на взаимоотношения.

При настороженном отношении властей к формированию национальных частей перед представителями туземной знати были открыты двери как воинских частей, так и военно-учебных заведений. Это объяснялось космополитическими традициями формирования имперского офицерского корпуса, а также тем обстоятельством, что сами войсковые части оставались главными центрами военного обучения. В 1800 году Павел I повелел принять в полк Лазарева, находившийся в Тифлисе, десять юношей из знатных грузинских фамилий юнкерами и одного подпоручиком[65]. 21 марта 1805 года Александр I разрешил принимать детей грузинских дворян в кадетские корпуса на общих основаниях[66]. В то же время в 1829 году Паскевич отклонил предложение об основании Тифлисского кадетского корпуса из-за дороговизны, отсутствия учителей и мастеров для строительства. Главной же причиной несогласия главнокомандующего с идеей открытия на Кавказе военно-учебного заведения было опасение того, что кадеты-туземцы будут оставаться в привычной культурной среде и недостаточно «русифицироваться». По мнению Паскевича, детей местной знати целесообразно обучать и воспитывать в российских губерниях. После этого им следовало еще шесть лет служить там и только потом возвращаться в родные края[67].

Повышенное внимание властей к воинским традициям Кавказа во многом объяснялось тем, что местное население панически боялось введения рекрутской повинности, и даже слухи о ее введении порождали серьезные волнения[68]. Почву же для таких слухов нередко готовили сами власти своими неуклюжими действиями. В мае 1827 года по приказу И.Ф. Паскевича началось формирование нескольких грузинских и армянских батальонов по 945 человек в каждом[69]. Инструкции были составлены на основе рекрутских уставов (нормы мобилизации, порядок медицинского освидетельствования, комплектования частей, назначения командиров, обучения и т. д.). Многим грузинским дворянам было отказано по возрастным и медицинским нормам. Нарушение многовековой традиции (грузины служат, а армяне финансируют) усилило подозрение по поводу рекрутчины, поскольку в Персии именно армяне составляли пехотные и гарнизонные части. Предложение служить в пехоте грузинское дворянство расценило как намеренное оскорбление. Все эти новшества поставили Закавказье на грань мятежа, который удалось избежать, вообще отказавшись от комплектования национальных частей.